свои крепости крестоносцы; но веяло от него такой чужою силой, что Александре было тяжело въехать в его ворота. В толстых башнях (самая мощная – южная, как выяснилось позднее) были прорезаны узкие бойницы, для того чтобы лучники могли осыпать градом стрел приближающегося врага. И еще были «дыры смерти», откуда можно полить кипящим маслом или смолой того наглеца, что рискнет без разрешения приблизиться к замку.
Охранялся он прекрасно. Может, Александре так показалось потому, что в окрестностях замка стояла часть мусульманского войска. Даниэль, ко всему равнодушный (Александра полагала, он был занят тем, что старался удержаться в седле), не смотрел по сторонам, а вот она не постеснялась. Еще никогда раньше она не видела такого количества воинов Аллаха, собранных в одном месте. Трепетали знамена с начертанными на них сурами из Корана, отовсюду неслась громкая арабская речь, и белозубые улыбки всадников вспыхивали, как искры на лезвиях их мечей. Александре стало страшно.
Отряд проехал во внутренний двор, где всем было велено спешиться. Даниэль слез с седла, на ногах устоял и помог сойти Александре, никому не доверив ее. На миг ощутив прикосновение его рук, она немного успокоилась и проследовала за командиром отряда, чье имя не запомнила, в крепость.
Внутри оказался настоящий лабиринт из бесконечных переходов, лестниц и залов. Даниэль поддерживал Александру под руку; шаги гулко метались под каменными сводами. Это была военная крепость, и все же не обошлось без украшений, так любимых арабами текучих тканей, роскошных ковров. А когда командир ввел пленников в покои владельца замка, Александре показалось, будто она попала в восточный сказочный чертог.
Тут в полумраке поднимался медлительный душистый дым из медных курильниц, расставленных по углам и украшенных затейливой вязью; окна были закрыты полупрозрачными занавесями, не впускавшими в зал обжигающий послеполуденный свет. Ноги Александры утонули в мягком ковре, по которому разбегался рисунок, казавшийся неярким; но упади на него солнечный луч, и краски вспыхнули бы живым великолепием. Александра не успела осмотреться, когда откуда-то возник высокий человек в богатых одеждах и тюрбане, и командир отряда склонился перед ним, что-то почтительно проговорив. Человек ответил ему, а затем махнул рукой, и сарацин возвратился к двери – но не ушел окончательно, как и другие стражи, явившиеся с ними.
Богато одетый человек приблизился, и Даниэль, поклонившись, приветствовал его (уж приветствие-то Александра могла понять), дождался ответа, спросил что-то, получил утвердительный кивок и заговорил снова. Пока Даниэль ронял с губ округлые арабские фразы, Александра, отчаявшись что-либо понять, рассматривала владельца замка. Он был красив той благородной красотой, что заставляет лица запоминаться, даже когда проходят десятилетия. Даниэль успел произнести не так много, когда араб поднял ладонь, прерывая его, и взглянул на Александру. Несмотря на то что лицо ее было закрыто, он немедля опознал в ней чужеземку и заговорил с нею на языке франков:
– Приветствую тебя в Калат ар-Рабад, благородная госпожа. Мое имя Аз ад-Дин Усама, и я управляю этой крепостью и землями, что лежат вокруг нее. Твой слуга говорит, что ты не желаешь пока называть свое имя. Но как я могу приветствовать тебя, не зная его?
Александра вопросительно взглянула на Даниэля, однако тот не собирался ей ничем помогать – видимо, полагал, что в данном случае она должна решать сама. Она вновь перевела взгляд на Аз ад-Дина Усаму – тот выглядел благородней, чем половина франкского рыцарства. Это достойный враг, и он не причинит вреда. Александра открыла лицо и произнесла:
– Мое имя – Александра де Ламонтань, достойный Аз ад-Дин. Я супруга графа Гийома де Ламонтаня, что верно служит королю Иерусалимскому. Этот человек, – она указала на Даниэля, смиренно стоявшего рядом и то ли пытавшегося устоять на ногах, то ли делавшего вид, что он тут ни при чем, – спас меня из разбойничьей крепости Ахмар и сейчас везет к моему супругу. Я провела в плену более десяти месяцев.
– Ахмар! – воскликнул Аз ад-Дин, и его тонкие брови сошлись на переносице. – Этот приют мерзости! О, госпожа, в моем плену ты не будешь испытывать тех лишений, которые, без сомнения, испытала там.
Он говорил на ее языке очень хорошо, и Александре понравилось это – как и его слова.
– Но неужели нам необходимо оставаться в вашем плену? – спросила она, печально глядя на хозяина крепости. – Неужели нельзя проследовать своей дорогой? Я давно не видела супруга и хотела бы оказаться рядом с ним.
Аз ад-Дин сокрушенно покачал головой.
– Госпожа, я не хочу утомлять тебя длинной беседой после долгого пути. Позволь, мои слуги позаботятся о тебе. Будь моей гостьей. – Он что-то громко сказал тем, кто стоял на страже у двери, и за спиной у Александры послышалось какое-то шевеление. – Тебя проводят в покои, где ты сможешь отдохнуть. Прошу, следуй за Амирой. Она знает несколько слов на твоем языке и исполнит все, что ты захочешь.
Александра обернулась: у дверей стояла худенькая черноволосая девушка, на ее запястьях, щиколотках и поясе позвякивали бубенчики вроде тех, что украшали подаренный Даниэлем браслет.
– Госпожа, – сказала она с сильнейшим акцентом и поклонилась.
– Но как же мой спутник? – обратилась Александра к Аз ад-Дину. – Я не могу оставить его.
– С ним ничего не случится, прекраснейшая. Ты можешь быть в том уверена.
Александре очень хотелось смыть дорожную пыль и ощутить мягкость восточного гостеприимства после того, как она жила все эти недели, да что там – месяцы. И все же она не решалась уйти.
– Даниэль?
– Все будет хорошо, – сказал он и посмотрел на нее своими невозможно синими глазами, которые казались сейчас черными. – Идите, госпожа. Благородному господину нужны ответы, и я дам их, а вам не стоит задерживаться.
Александру неприятно резануло то, что он вновь назвал ее госпожой, и хотя она понимала, что сделано это было для Аз ад-Дина, все равно остался кислый осадок.
– Найди меня после, – велела она и, развернувшись, вышла. Дверь бесшумно закрылась за ней.
Глава 17
Гостеприимство Аз ад-Дина
В те далекие времена следовало уважать своего врага и относиться к нему с почтением, даже если он повержен или слаб. Александра знала это, и знала, что в замке ей ничто не грозит, коль скоро сам хозяин поручился за это. Арабы, применявшие во время войны тактику, которая вела к победе, даже если ради этого требовалось предать огню собственные земли и отравить колодцы в своих же деревнях, относились к пленникам хорошо, если они того заслуживали. Победа без великодушия неблагородна, а великодушие достойно восхваления. Казнили тех, кто запятнал себя; перед Аз ад-Дином Усамой Александра де Ламонтань ничем себя не запятнала, но она беспокоилась за Даниэля. Кто знает, какие грехи числятся за ним и дурна ли его слава в здешних землях. Может получиться и так, что Аз ад-Дин отпустит ее, а Даниэля оставит в плену или же вовсе повесит. Александра – благородная дама, Даниэль – вор без роду и племени. О чем он остался говорить с Аз ад-Дином? Зачем?
Обеспокоенная мыслями о нем, Александра почти не слышала, что говорила ей служанка, которую хозяин назвал Амирой, да, пожалуй, и не поняла бы половину. Пленницу на правах гостьи привели в одну из прекрасно обставленных спален, наполнили водою большой медный таз, раздели и помогли совершить омовение. За несколько лет жизни на Востоке Александра почти привыкла к этому ритуалу, непохожему на тот, что совершался в Англии. В северных землях мылись редко, почитая это грехом, а здесь ароматная вода и банные процедуры считались делом обычным. И это нравилось Александре. Во фьефе мужа, в его небольшом, но хорошо укрепленном замке графине прислуживали частью местные служанки, уже много лет проведшие в доме, а частью – приехавшие из Англии слуги, которые с трудом воспринимали перемены. И сейчас Александра, пожалуй, рада была оказаться среди незнакомых девушек, которые знали свое дело, щебетали о чем-то легко и беззаботно, словно за стенами замка не стояло готовое к маршу войско, словно и не было никакой войны.
После купания Александре принесли свежую одежду – на сей раз украшенную затейливой вышивкой и драгоценными камнями, – помогли облачиться и оставили отдыхать. Александра подошла к окну, однако ничего не увидела, кроме внутреннего дворика, в котором росло оливковое дерево и лепетал крохотный фонтанчик. Девушки, прислуживавшие ей, оставили на низком столе блюда с фруктами и сладостями, и Александра поела немного, хотя особого голода не испытывала. На нее вдруг навалилась усталость.
