невзлюбила форму моего носа. В любом случае удовольствие явно отменялось или, по крайней мере, откладывалось на неопределенный срок.
Смешно сказать, но я обиделся. Всерьез обиделся на природное явление, как на живого человека. Скорчил несговорчивому радужному столбу рожу. Проворчал что-то вроде: «Ой-ой-ой, можно подумать!» Развернулся и пошел обратно в надежде, что другие радуги окажутся менее привередливыми и я все-таки смогу испытать обещанное удовольствие, а заодно избавиться от легкого, но довольно противного насморка, который допекал меня с самого утра. Топал себе, ругался под нос неразборчиво — на всякий случай, чтобы радуги не услышали, не осерчали всерьез и не объявили меня персоной нон грата на вечные времена.
Поэтому я не сразу заметил, что у нас не все ладно. То есть «не сразу» — это еще мягко сказано. Я практически споткнулся о неподвижное тело лежащей на земле Лаюки. Только тогда остановился и увидел, что Магистр Моти тоже валяется в траве, чуть поодаль, зато Король сидит на камне, обхватив колени руками, — как ни в чем не бывало, только на меня глядит с уважительным недоумением.
Ужас и отчаяние, захлестнувшие меня, были столь велики, что мгновенно переполнили тело, перехлестнули через край да и вылились, как игристое вино из неосторожно открытой бутылки, а меня затопила звенящая, зудящая, тошнотворная пустота, от которой пересыхает во рту и темнеет в глазах, а вполне естественные вопросы: «Как? Почему? За что?» — липкими комьями застревают в горле, да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни крикнуть, ни промолчать — все, абсолютно все становится невозможно.
— Что вы, сэр Макс? — мягко спросил Гуриг. — Думаете, они умерли? Это вряд ли. До сих пор мои спутники всегда оставались живы. Уверен, ребята просто спят, так что все в порядке. Эта земля всякий раз находит какой-нибудь интересный способ вывести моих спутников из игры в самый последний момент. Но чтобы уснуть, искупавшись в радуге, — такого еще на моей памяти не было…
— Вывести из игры, значит, — повторил я. — Интересный способ! Ну-ну… Вы бы хоть заранее предупредили, что ли.
Больше всего на свете мне хотелось дать Его Величеству по морде. Но мы слишком далеко ушли от Болота Гнева, так что отвести душу не было решительно никакой возможности.
— Пожалуйста, поверьте мне: все в порядке, — настойчиво повторил Король. — Чем скорее вы успокоитесь, тем лучше — если уж так вышло, что вы не заснули… И не нужно ничего объяснять, я видел, как радуга от вас удирала. Возможно, это следует расценивать как приглашение… Впрочем, если вы не возражаете, я бы провел еще один эксперимент. Пожалуйста, попробуйте искупаться вон в том радужном пятне.
Лезть в эту грешную радугу, а потом падать замертво на траву мне, мягко говоря, не слишком хотелось. Я бы предпочел с утробным воем броситься прочь, не разбирая дороги, и завершить свою карьеру в каком-нибудь отдаленном овраге, куда я, несомненно, рано или поздно свалился бы, мне только волю дай.
Именно тогда я и понял, чем отличается Король от остальных людей: я просто не смог ему возразить. Если бы аналогичный приказ мне отдал сэр Джуффин Халли, которому я верил куда больше, чем самому себе, я бы отказался наотрез, на худой конец закидал бы его истерическими вопросами, требовал бы гарантий безопасности — словом, приложил бы все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы спасти свою тушку от контакта с опасной радугой. Но вежливую просьбу его Величества Гурига Восьмого я выполнил беспрекословно, не задавая вопросов и не откладывая это сомнительное удовольствие на потом. Безропотно шагнул к радужному пятну. Оно повело себя в точности как столб: подождало, пока я подойду поближе, дернулось и отскочило.
— Можно не продолжать, — кивнул Король. — И так все ясно. И что мне с вами делать? Можно попробовать отослать вас отсюда, но далеко уйти вы все равно не успеете, даже если бегом, так что и пробовать не станем… Можно было бы вас аккуратно оглушить, но этого я как раз не умею. Лаюки умеет, а я — нет, так что и говорить не о чем…
— Если мое мнение хоть что-нибудь значит, я хотел бы остаться в живых, — вежливо сказал я. — Все остальное на ваше усмотрение.
Сейчас это звучит как не слишком удачная шутка, но тогда я был совершенно серьезен. Смертельно серьезен, лучше не скажешь. Жопой чуял, что речь идет именно о жизни и смерти, хоть и не понимал, в чем, собственно, дело.
— Именно этим я и занимаюсь, — сухо сказал Гуриг. — В смысле, стараюсь придумать вариант, который позволит вам выжить. Понимаете, вокруг обязательных Королевских посещений Муримаха слишком много непроверенных слухов, легенд, просто сплетен. И почти никаких фактов. Одни источники сообщают, что Короли древности делали свидетелями мистерий своих друзей; другие — будто случайные свидетели таинства погибали в страшных мучениях. Что тут правда, что ложь — даже я понятия не имею. Может быть, вообще все правда. Но ни со мной, ни с моими предками никогда не случалось ничего подобного: наши спутники благополучно засыпали примерно за час до начала — всегда. Всегда, понимаете? И тут вдруг радуги отказываются вас усыплять, а начало, судя по всему, не за горами… Как это расценивать? Как приглашение? Вполне возможно. Но мне не хотелось бы подвергать вас такому риску… Ладно, что уж теперь. Давайте хоть яму выроем. У Лаюки в рюкзаке была лопатка, небольшая, но ничего, удобная…
— Для меня, что ли, яму? — спросил я, опрометью кидаясь к сложенным рюкзакам.
— Ну не для меня же, — вздохнул Король. — Эти древние сказки о друзьях Королей, которых якобы брали с собой, — кажется, в одной из них упоминалось, что свидетель прятался в яме. Не факт, что это действительно необходимо. Но в любом случае хуже-то уж точно не будет.
Потом мы остервенело рыли яму: Гуриг — этой самой «удобной лопаткой», которая на поверку оказалась почти декоративным совком, а я — ножом и котелком. Надо сказать, для людей, в жизни не вырывших ни единой ямы, мы, два конченых белоручки, действовали безупречно. Ну, нам еще и с почвой повезло, конечно: рыхлая, мягкая. Часу не прошло, а яма уже достигла таких размеров, что в скрюченном состоянии там вполне можно было спрятаться. Что я и сделал — по настоятельно просьбе Его Величества. Король еще и травой меня закидал, хорошо хоть не землей. И камнем сверху не привалил — а ведь мог бы!
— Закройте глаза, пожалуйста, — попросил он. — Если выяснится, что вы действительно должны стать свидетелем, вы и с закрытыми глазами все увидите. А если нет — так даже лучше… Мы с вами вовремя успели: видите, небо уже темнеет, а стволы деревьев становятся прозрачными. Это Мир начинает выворачиваться наизнанку. Мне пора. Удачи вам, сэр Макс. Увидимся.
Он отошел, а я послушно закрыл глаза и замер, затих, словно и не было меня никогда. Полусидел, полулежал, свернувшись клубком, обнимая колени, упиравшиеся в подбородок, — иначе я бы в этой убогой могилке не разместился. Был
Наконец время потекло для меня снова, потому что я услышал звук. Не то звон натянутой басовой струны какого-то неведомого инструмента, не то гул подземной реки, не то дальние раскаты грома. На самом-то деле это низкое, бархатистое гудение, от которого по телу разливалось тепло, а губы невольно складывались в улыбку, не было похоже вообще ни на что — это я так, по привычке пытаюсь описать нечто невыразимое, сравнивая его со знакомыми вещами, — и совершенно зря.
Звук постепенно нарастал, а я возвращался к жизни, со всеми вытекающими последствиями. Сперва мне стало страшно, потом — очень страшно, еще немного погодя я чуть дуба не дал от ужаса; наконец, исчерпал свои возможности в этой области и внезапно успокоился. Понял вдруг, что умираю от любопытства: что там, снаружи, происходит? Но наказ Короля соблюдал свято, глаз не открывал, даже не думал о такой возможности. Зато прислушивался внимательно: уши-то мне никто не велел затыкать.
