Они медленно разделись, нежно прикасаясь друг к другу, любуясь открывающейся наготой.
– Ты прекрасна, Колетт. Ты словно воплощение всех моих радужных грез. Именно о такой женщине я мечтал всю жизнь, – шептал Оливье, упиваясь каждой линией ее женственного тела.
– Я тоже грезила, Оливье, – призналась Колетт. – Представляла, сколько счастья и наслаждения нас ждет…
Он медленно привлек ее к себе, ласковыми поглаживаниями успокаивая нервную дрожь, которая охватила Колетт при соприкосновении с его обнаженным телом. Колетт обхватила Оливье руками, крепко прижалась к нему.
– Тебе хорошо? – прошептал он.
– Да!
Оливье стал медленно, чувственно целовать виски, а потом прильнул к губам с такой страстью, таким нетерпением, что Колетт почувствовала себя вне времени и пространства. Ничто не имело значения… Ничто и никто, кроме Оливье.
Он положил ее на кровать, лег рядом и продолжал целовать и ласкать Колетт, пока каждая клеточка ее тела не исполнилась желанием. Ее била дрожь, натянутые нервы исступленно требовали продолжения.
Какое блаженство было накручивать на палец светлые кудряшки его волос, целовать голубую жилку на шее, где толчками билась кровь, пробегать пальцами по спине, чувствуя, как вздрагивают мышцы…
– Скажи мне, что нужно делать, чтобы тебе было хорошо, Оливье, – попросила она.
– Мне и так замечательно, потому что ты это ты, – ответил он.
Когда Оливье наконец соединился с ней, Колетт приняла его с блаженным стоном. Наконец-то острое до боли желание, ощущение пустоты было заполнено его теплой, тяжелой, твердой плотью. Наконец-то происходило то, чего требовало ее тело, что было так правильно, так замечательно, так восхитительно, что слезы выступили у нее на глазах.
Она плыла на волнах экстаза, чувствуя, как в страстном порыве напрягается Оливье, как учащается его дыхание, как по его телу пробегает дрожь, предвещающая апофеоз. Ощущения невиданной остроты подняли Колетт на гребень почти мучительного предвкушения апогея любви.
Они перекатились на бок, по-прежнему сжимая друг друга в объятиях и не разрывая своего единения. Грудь Оливье судорожно вздымалась, он тяжело, прерывисто дышал. Колетт нежно гладила Оливье по спине, надеясь, что и он испытывает чувство удовлетворения.
Оливье медленно поднял руку, погладил ее шелковистые волосы и прошептал:
– Впервые в жизни я не чувствую себя одиноким.
В ее вздохе были облегчение и огромная, безбрежная радость: да, он чувствует то же, что и она. Из глубины ее сердца вырвались слова:
– Я тоже.
Он прильнул к ее губам медленным, долгим, чувственным поцелуем, который был особенно приятен сейчас, когда они только что принадлежали друг другу. Потом Оливье улыбнулся Колетт. Его глаза светились любовью.
– Куда ты меня везешь? – спросила сияющая от счастья Колетт.
– Хочу сделать тебе небольшой сюрприз.
– По-моему, ты меня слишком сильно балуешь.
– А по-моему, тебе это нравится.
Колетт посерьезнела.
– Не знаю, стоит ли тебе об этом говорить… В сущности, это не имеет теперь никакого назначения. Ни для меня, ни тем более для тебя.
– Что стряслось? – с тревогой спросил Оливье.
– Пожалуйста, не отвлекайся от дороги, – попросила Колетт. По ее спине пробежали мурашки от невольного воспоминания об аварии.
– Колетт, у тебя такой голос, словно случилась беда. Я ведь прекрасно знаю тебя. Если бы действительно речь шла о пустяке, ты бы не теребила нервно носовой платок.
Она опустила глаза и с удивлением обнаружила, что Оливье прав. В ее руках был смятый бумажный платок.
– Вчера, после твоего ухода, звонил Жан-Пьер, – на выдохе произнесла Колетт.
– И что он хотел от тебя?
– Сказал, что не может меня забыть… скучает… Умолял вернуться к нему… Выйти замуж.
Оливье молчал, с нарочитой сосредоточенностью следя за дорогой.
– Если тебя интересует, что я ответила…
– Ты можешь мне ничего не рассказывать, – оборвал ее на полуслове Оливье. – В конце концов, это твоя жизнь. Ты пошла на поправку. Скоро снова будешь бегать по утрам… Вы ведь с Жан-Пьером были вместе почти год. Какое значение имеет пара месяцев…
– Огромное! – с жаром возразила Колетт. – За эти два месяца, которые я с тобой, я стала другим человеком. Счастливым, гармоничным, уверенным в себе… благодаря тебе.
– Так вот, значит, что ты чувствуешь ко мне! – с сарказмом воскликнул Оливье. – Благодарность.
– Нет… Оливье, послушай. Я с тобой вовсе не из-за чувства благодарности. Я… я люблю тебя.
Автомобиль резко затормозил. Колетт смущенно опустила глаза. Вот так признание в любви! В ней нет никакой романтики!
Оливье обнял ее, прижал к груди.
– Я тоже люблю тебя, Колетт. Именно об этом я и хотел тебе сегодня сказать… только в другом месте.
– Я испортила сюрприз? Прости.
– Нет, ты преподнесла мне самый большой подарок, – Оливье поцеловал ее в раскрытые губы и погладил по волосам, – по сравнению с которым этот – всего лишь безделушка.
Он извлек из кармана пиджака маленькую коробочку, обтянутую красным бархатом, и протянул ее Колетт.
– Что это?
– Открой.
Колетт осторожно подняла крышку и ахнула от изумления.
– Какая прелесть! Это настоящая жемчужина?
– Да. Жемчуг недооценивают, а ведь натуральный, не культивированный человеком, он чудо природы, игра случайностей. По сути это один из самых редких драгоценных камней. Хотя, конечно, камнем его можно назвать условно.
– Он великолепен, – прошептала Колетт. – Спасибо.
– Как и ты, моя любимая Колетт. Позволь, я надену его тебе на шею. Думаю, кулон отлично будет смотреться на твоей цепочке.
Оливье осторожно расстегнул цепочку Колетт и надел на нее жемчужину.
– Пусть эта жемчужина символизирует наше случайное знакомство.
Колетт грустно улыбнулась.
– Счастливое знакомство из-за несчастного случая.
– Жемчуг – тоже результат несчастного случая для устрицы. Перламутр всего лишь защитная реакция моллюска на раздражитель, инородное тело, случайно попавшее в раковину. Красивая драгоценность появляется в результате несчастья и случайности. –
