геройства и чувства вины. В конце концов, у меня есть вы. Надеюсь, вы меня не оставите?
– Скажешь тоже!
– Ты не избавишься от нас до конца своих дней, – зловеще произнесла Натали и улыбнулась. – Ладно, мы зайдем к тебе завтра. Что тебе принести?
– Телефон и ноутбук. Зайдите в студию и попросите Анну отдать вам его.
– Уж не собираешься ли ты работать в больнице?!
– Надо же мне чем-то развлекать себя между сеансами физиотерапии, – с улыбкой ответила Колетт. – Не думаю, что в больнице есть какие-то другие забавы.
– Ты неисправима.
– Спасибо, – сказала вслед удалявшимся подругам Колетт и нажала на кнопку вызова медсестры.
Однако на ее зов явился доктор Лоран.
4
– Вы всегда дежурите вместо медсестры? – спросила Колетт, едва Оливье переступил порог ее палаты.
– Почему вы?.. Видимо, вы уже знаете…
– И долго вы собирались держать меня в неведении относительно состояния моего здоровья?
– Никакой чувствительности? – Взгляд Оливье изменился. В нем не осталось и следа от дружеского участия. Только профессионализм.
– Я абсолютно ничего не чувствую. Словно ниже пояса меня не существует.
Злость помогала Колетт сдерживать слезы. Когда же Оливье перешел на доверительный тон лечащего врача, Колетт лишилась своего хладнокровного спокойствия и шмыгнула носом.
– Если вы не станете упрямиться и будете в точности выполнять все мои рекомендации… скоро все вернется на круги своя.
– Скоро? – Колетт вздохнула. – Сколько может потребоваться времени? Только прошу, не обманывайте меня. Я хочу знать правду.
Оливье пожал плечами.
– Возможно месяц, три или полгода.
Колетт закрыла глаза.
Господи, полгода она будет прикована к инвалидному креслу! На полгода ее жизнь остановится! А вдруг она потеряет интерес к жизни? Впадет в тяжелую депрессию… покончит с собой?.. За полгода может измениться все! Она не может ждать так долго. Ей хотелось топать ногами, кричать… От осознания собственной беспомощности Колетт расплакалась.
Оливье присел на край кровати и погладил Колетт по голове, словно она была маленькой испуганной девочкой.
– У вас есть любимый человек. Он ждет за дверью.
Колетт перестала плакать.
– Жан-Пьер?
– Да. Он ведь ваш жених.
– Не совсем.
Оливье откашлялся.
– Извините, это не мое дело… Просто мсье Норто так переживает из-за случившегося. Нам даже пришлось сделать ему укол успокоительного. Он ведь не справился с управлением из-за того, что вы поссорились в машине, верно?
– Жан-Пьер ни в чем не виноват! – с жаром воскликнула Колетт.
Оливье изумленно вскинул брови.
– Зачем же так кричать, мадмуазель? Я ведь не прокурор, чтобы кого-то обвинять. – Он выглядел сконфуженным.
– Мы оба виноваты в равной степени. Ссорятся ведь двое?
– Как минимум. Хотя порой я так себя ругаю… – Оливье усмехнулся, но тут же стер с лица улыбку, заметив, что его шутка не произвела на Колетт должного впечатления.
– Почему вы нянчитесь со мной? – неожиданно спросила Колетт, уловив во взгляде доктора Лорана не свойственную медикам нежность и ласку.
Он опешил, словно его поймали за неподобающим для пай-мальчика занятием.
– Я… Вы мне нравитесь, Колетт. С первого взгляда…
– Ах да, я помню эту слезливую историю про воробышка на операционном столе. – Колетт улыбнулась.
– У вас чудесная улыбка. Обещайте, что будете чаще радовать меня ею.
– Вы со всеми своими пациентами так любезны, доктор Лоран?
– Нет, только с такими молоденькими и красивыми, как вы, – отшутился он.
На самом деле Оливье ругал себя за излишне фамильярный тон, который позволил себе с самого начала при общении с Колетт Вернон. Еще будучи студентом, Оливье поклялся, что никогда не переступит границы между пациенткой и врачом. Куда только подевались все его хваленые принципы?
Стоило ему увидеть худенькую Колетт с огромными карими глазами, чьи волосы были испачканы кровью, как в его сердце что-то сломалось, споткнулось… И лишь после успешного завершения операции он смог вздохнуть спокойно. Знала ли Колетт, что известие о ее параличе потрясло его до глубины души, едва ли не сильнее, чем саму пострадавшую?
В палату с опаской заглянул Жан-Пьер.
– Извините, я могу войти? – робко спросил он.
Доктор кивнул и подмигнул Колетт, пока Жан-Пьер не видел.
– Я к вам еще зайду.
– После того как навестите всех молоденьких и красивых пациенток больницы?
Оливье рассмеялся, чем удивил застывшего на пороге Жан-Пьера. Он впервые видел смеявшегося врача, чья пациентка, возможно, до конца жизни будет прикована к кровати. Верно говорят, что врачи самые настоящие извращенцы и циники. Для них ковыряться инструментами в человеческих внутренностях – все равно что столовыми приборами в спагетти. А кровь вызывает в них не больше содрогания, чем кетчуп.
– Колетт, любимая. – Жан-Пьер не решался приблизиться к ней. Колебания «жениха» не укрылись от Колетт.
– Не бойся. Я не заразна.
– Прости… я так сожалею… – Жан-Пьер приблизился к ее постели. – Колетт, сможешь ли ты простить меня когда-нибудь?
– Мне не за что тебя прощать.
– Если бы я был внимательнее на дороге…
– Уже ничего не изменить. Врачи заверяют, что я снова смогу ходить.
– Конечно. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – быстро ответил Жан-Пьер. Однако в его голосе не было и намека на уверенность.
Колетт отвернулась от него и взглянула в окно.
На улице смеркалось. Красно-оранжевые отблески заходящего солнца играли на стекле… Колетт обожала летние вечера, когда дневной зной спадает и можно гулять по улицам любимого Парижа до поздней ночи, не торопясь укрыться в кондиционированном помещении супермаркета или кафе. Прохладный ветерок треплет волосы и заигрывает с короткими юбками… Влюбленные парочки прогуливаются по паркам Тюильри или Белльвиля, стараясь укрыться от любопытных глаз в лабиринтах подстриженных кустарников…
