как шесть месяцев назад мы отправляли ему морем большой рояль. Но есть кое-что новенькое, да, новенькое; мы толком не знаем сами, в чем тут дело, говорят, теперь он самый большой богач во всем мире? Он якобы обнаружил золото, золотые прииски, золотые горы. Мы не знаем, сколько там его. Все-таки надо бы нам совершенно отсоветовать вам теперь пускаться в плавание, чтобы попасть туда к нему. Сейчас неподходящее время отправляться в эту самую Калифорнию. Вот уже три месяца, как Гавр наводнили всякого рода молодчики, и все едут в те края, они ни в Бога, ни в черта не верят и уже натворили в городе много всякого. Не надо бы вам подвергать опасности ваших сыновей и особенно юную мадемуазель. Нет, через Нью-Йорк больше не ездят, это уж слишком долгий путь. Да мы и сами зафрахтовали три парохода, которые поплывут в Чагрес, это намного короче. Сейчас все едут именно так, в этом месяце мы отправили уже семьсот двенадцать кораблей. Но подумайте хорошенько, взвесьте все риски, которым подвергнетесь в подобном обществе. Стоит потерпеть несколько месяцев, мы испросим для вас инструкций у мсье Иоганна Августа Сутера. Вы можете…
Побежденные спокойной настойчивостью госпожи Сутер, господа Пюри, Пюри и сын больше не возражают. Они делают все, что от них зависит. Анна Сутер с детьми отплывает на одном из их кораблей, «Город Брест», лопастном судне, ходившем в Джерси и теперь переведенном на новый морской маршрут до Чагреса для доставки золотоискателей.
Плавание продолжается 41 день. Экипаж состоит из 11 человек, а 129 пассажиров часто помогают им на подхвате. Кроме госпожи Сутер и ее дочери, женщин на борту нет. Пассажиры здесь отовсюду, но особенно много французов, бельгийцев, итальянцев, испанцев. Пятеро швейцарцев, девять немцев и люксембуржец посвящают госпожу Сутер в свои планы с особенной охотой. Нет, они никогда не слыхали о Сутере, зато много знают о Калифорнии, эта страна набита золотом, жемчугами и бриллиантами. Нагибайся и собирай. Такой-то, такой-то и еще один уже уехали туда, а они плывут следом за ними, и еще много, много туда поплывет народу. Кажется, немало тех, кто уже намыл миллионы. Золото там повсюду, сударыня, гребите лопатой…
Эспинуолл. Зной, сырость, сырость, зной. В порту на якоре семнадцать кораблей под флагами девяти стран. Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Балтимор, Портленд, Чарльстон, Орлеан: толпы американцев берут штурмом маленький поезд в Панаму. Кругом гвалт, гогот, возня, и, когда локомотив, захлебываясь свистом посреди болот, весь в тяжелом пару, несется мимо глинобитных лачуг, битком набитых косоглазыми индейцами и неграми с загноившимися членами, все слышнее становится разухабистая песня, которую в такт стучащим колесам горлопанит тысяча мужских глоток:
Фриско близко!
Фриско близко!
Сутер. Сутер. Сутер. Сутер.
Сутер. Сутер. Сутер. Сутер.
Фриско близко!
Жжжжжж. К. Жжжжжжжжжжж. К. Пук!
И обратно с ветерком!
Анна Сутер крепко прижимает дочь к груди. Мальчики свешиваются с поезда, чтобы разглядеть копошащихся в болоте ядовитых гадов. Датчанин и немец, сходящие в Новом Брунсвике, рассказывают все, что слышали о великом капитане Сутере. Он король; он император. Он выезжает на белом коне. Седло под ним золотое, удила золотые, стремена и шпоры тоже, даже у его коня золотые подковы. Там вечный праздник и водка льется рекой. Госпожа Сутер лишается чувств, ее сердце почти не бьется. Когда прибывают в Панаму, у нее седая прядь в волосах.
Солнце повисло сочным персиком.
На борту парусника Панама — Фриско. Экипаж состоит из отвратительных канаков, которых она боится. Их подвергают жутким истязаниям. Одному капитан корабля, англичанин, отрезал большой палец на руке и уминает им табак в своей трубке. Близость золотой жилы так возбуждает пассажиров, что они то и дело дерутся из-за пустяков и с легкостью пускают в ход ножи. Мадам Сутер бьет дрожь, она трясется всем телом, и так до самого Фриско.
В Сан-Франциско она узнает, что Новой Швейцарии больше нет, а Сутер исчез.
Даже женщины и те работают на рудниках, горластые и разбитные, отнюдь не робкого десятка, они пашут, надрываясь до седьмого пота, ни в чем не уступая мужчинам. Вкалывают, схватываются друг с другом, сквернословят, курят трубку, харкают, жуют грубый черный табак, ловко орудуя киркой и лопатой, а ночами напиваются и проигрывают в карты намытый золотой песок. Остерегайтесь слишком доверять таким — они еще мстительнее и свирепее мужчин, особенно щепетильные в вопросах чести, и, если им приходится отстаивать свою добродетель, они не задумываясь пускают в ход револьвер, как делали обе француженки, ставшие легендами калифорнийской истории, — о них пишет М. Симонен в своем «Описании поездки в Калифорнию», напечатанном в журнале «Вокруг света» в 1862 году: «…сказав столь много о мужчинах, нельзя не упомянуть и о женщинах, хотя они в Калифорнии и были еще совсем немногочисленны.
Я назову лишь одну, хотя были и другие, которую старатели прозвали Жанной д Арк. Она работала на равных с мужчинами и курила трубку.
…Другая, разрабатывавшая жилу очень богатую, отзывалась на кличку Мария-В- Штанах и была обязана этим насмешливым прозванием предпочтению, кое всегда оказывала мужской одежде…»
Солнце огненное.
Маленькая процессия взбирается к форту Сутер, ее ведет старик мексиканец. Три молодых человека и девушка верхом на лошади — вот все, кто сопровождает маленькие дорожные носилки, укрепленные на спинах двух мулов.
Это путешествие измучило Анну Сутер. Дрожь в теле так и не прошла. Ей холодно, ее знобит.
Взгляд остекленел.
— Да, мадам, хозяин у себя в Эрмитаже. Это такое поместье у него на реке Плюм, прекрасное поместье. Он там среди виноградников. Вы пройдете короткой дорогой, я вам дам настоящего проводника, он проведет вас по горным тропинкам, и тогда к вам не пристанет никакой сброд, какого теперь тут у нас видимо-невидимо. Вас поведет моя жена, она индианка и всю округу знает. Скажите хозяину, что даже сам Уокельнэджер, управляющий, бросил тут все и ушел за золотом, и Эрнест, что работал со мной по железу, тоже. Скажите ему, что я тут хорошо за всем приглядываю и подправляю все, что еще можно подправить. Тут еще можно много на чем разжиться, но, ради Бога, пусть скажет мне, что делать. Я тут совсем один. Скажите хозяину, что неплохо бы ему сюда хоть наведаться.
Это говорит Жан Марше, француз, кузнец из форта, оставшийся на посту и еще сохранивший верность своему доброму господину.
Чудесный калифорнийский вечер.
Весь день они шли заброшенными полями Эрмитажа. С тех пор как покинули форт Сутер, не встретили ни души. Прекрасные земли, заросшие высокими травами и подлеском, выглядят еще ужаснее, чем глухие горные дебри.
И вот перед ними усадьба, с которой не доносится ни звука.
Маленькая процессия останавливается.
На гортанные призывы Савы, индианки, отвечает мрачный собачий лай. Потом из дома
