и шепнула:
— Замолчите.
Мишель Флешар растерянно взглянула на крестьянку. Она опять ничего не поняла. Слово «Тург» молнией озарило ее сознание, и вновь все заволоклось мраком. Разве она не имеет права спросить? И почему все на нее так уставились?
Между тем барабанщик в последний раз отбил дробь, расклейщик приклеил к стене объявление, мэр удалился с балкончика, глашатай проследовал в соседнее селение, и толпа разбрелась по домам.
Только несколько человек задержались перед объявлением. Мишель Флешар присоединилась к ним.
Говорили о людях, чьи имена были в списке объявленных вне закона.
Перед объявлением стояли крестьяне и буржуа, иначе говоря — белые и синие.
Разглагольствовал какой-то крестьянин:
— Все равно всех не переловишь. Девятнадцать это и будет девятнадцать. Приу они не поймали, Бенжамена Мулена не поймали, Гупиля из прихода Андуйе не поймали.
— И Лориеля из Монжана не поймали, — подхватил другой.
Тут заговорили все разом:
— И Бриса Дени тоже.
— И Франсуа Дюдуэ.
— Да, он из Лаваля.
— И Гю из Лонэ-Вилье.
— И Грежи.
— И Пилона.
— И Фийеля.
— И Менисана.
— И Гегарре.
— И трех братьев Ложре.
— И господина Лешанделье из Пьервиля.
— Дурачье! — вдруг возмутился какой-то седовласый старик. — Поймали Лантенака, считай, всех поймали.
— Да они и Лантенака-то пока не поймали, — пробормотал кто-то из парней.
Старик возразил:
— Возьмут Лантенака — значит, саму душу возьмут. Умрет Лантенак — всей Вандее конец.
— Кто это такой — Лантенак? — спросил один из буржуа.
— Так, из бывших, — ответил другой.
А еще кто-то добавил:
— Из тех, кто женщин расстреливает.
Мишель Флешар услышала эти слова и сказала:
— Верно!
Все оглянулись в ее сторону.
А она добавила:
— Меня вот он расстрелял.
Это прозвучало странно; будто живая выдавала себя за мертвую. Все с недоверием уставились на нее.
Действительно, вид ее внушал тревогу: эта дрожь, трепет, звериный страх, — она была так напугана, что пугала других. В отчаянии женщины страшит именно ее беспомощность. Словно сама судьба толкает ее к краю бездны. Но крестьяне смотрят на все много проще. Кто-то в толпе буркнул:
— Уж не шпионка ли она?
— Да замолчите вы и уходите подобру-поздорову, — шепнула Мишели все та же крестьянка с корзинкой.
— Я ведь ничего плохого не делаю. Я только своих детей ищу.
Добрая крестьянка оглядела тех, кто глядел на Мишель Флешар, показала пальцем на лоб и, подмигнув ближайшим соседям, сказала:
— Разве не видите — юродивая.
Потом она отвела Мишель Флешар в сторону и дала ей гречневую лепешку.
Мишель, не поблагодарив, жадно начала есть.
— И впрямь юродивая, — рассудили крестьяне. — Ест, что твой зверь.
И толпа разбрелась. Люди расходились поодиночке.
Когда Мишель Флешар расправилась с лепешкой, она сказала крестьянке:
— Вот и хорошо, теперь я сыта. А где Тург?
— Опять она за свое! — воскликнула крестьянка.
— Мне непременно надо в Тург. Скажите, как пройти в Тург?
— Ни за что не скажу, — ответила крестьянка. — Чтобы вас там убили, так, что ли? Да я и сама толком не знаю. А вы вправду сумасшедшая! Послушайте меня, бедняжка, вы ведь еле на ногах стоите. Пойдемте ко мне, хоть отдохнете, а?
— Я не отдыхаю, — ответила мать.
— Ноги-то все в кровь разбила, — прошептала крестьянка.
А Мишель Флешар продолжала:
— Я ведь вам говорю, что у меня украли детей. Девочку и двух мальчиков. Я из леса иду, из землянки. Справьтесь обо мне у бродяги Тельмарша-Нищеброда или у человека, которого я в поле встретила. Нищеброд меня и вылечил. У меня кость какая-то сломалась. Все, что я сказала, правда, все так и было. А потом есть еще сержант Радуб. Можете у него спросить. Он скажет. Это он нас в лесу нашел. Троих. Я ведь вам говорю — трое детей. Старшенького зовут Рене-Жан. Я могу все доказать. Второго зовут Гро-Алэн, а младшую Жоржетта. Мой муж помер. Убили его. Он был батраком в Сискуаньяре. Вот я вижу, — вы добрая женщина. Покажите мне дорогу. Не сумасшедшая я, я мать. Я детей потеряла. Я ищу их. Вот и все. Откуда я иду — сама не знаю. Эту ночь в сарае спала, на соломе. А иду я в Тург — вот куда. Я не воровка. Сами видите, я правду говорю. Неужели же мне так никто и не поможет отыскать детей? Я не здешняя. Меня расстреляли, а где — я не знаю.
Крестьянка покачала головой и сказала:
— Послушайте меня, странница. Сейчас революция, времена такие, что не нужно зря болтать, чего не понимаешь. А то, гляди, вас арестуют.
— Где Тург? — воскликнула мать. — Сударыня, ради младенца Христа и пресвятой райской девы, прошу вас, сударыня, умоляю вас, заклинаю всем святым, скажите мне: как пройти в Тург?
Крестьянка рассердилась.
— Да не знаю я! А если бы и знала, не сказала бы. Плохое там место. Нельзя туда ходить.
— А я пойду, — ответила мать.
И она зашагала по дороге.
Крестьянка посмотрела ей вслед и проворчала:
— Есть-то ей надо.
Она догнала Мишель Флешар и сунула ей в руку гречневую лепешку:
— Хоть вечером перекусите.
Мишель Флешар молча взяла лепешку и пошла вперед, даже не обернувшись.
Она вышла за околицу. У последних домов деревни она увидела трех босоногих оборванных ребятишек. Она подбежала к ним.
— Две девочки и мальчик, — вздохнула она.
И, заметив, что ребятишки жадно смотрят на лепешку, она протянула ее им.
Дети взяли лепешку и испуганно бросились прочь.
Мишель Флешар углубилась в лес.
