неба рыхлые, дряблые тела ленивых обжор… Стоило мне зайти в какой-нибудь столичный трактир, как меня охватывала неописуемая ярость… Ну и чего ты на меня косишься, как барышня на паука? Уже забыл, что творилось с тобой самим, когда ты рвал на клочья никчемные человеческие существа, объявившиеся на обожаемом тобой песчаном пляже в каком-то неведомом Мире? Только не вздумай говорить, что не получил от этого никакого удовольствия! Ты же был счастлив, как никогда в жизни! Мы с тобой, видишь ли, похожи гораздо больше, чем тебе хотелось бы… И не переживай, я уже не собираюсь разрушать Мир, в котором родился. Тупо повторять однажды неудавшуюся попытку — нет, это не для меня! Во Вселенной, знаешь ли, много Миров…
Я даже не пытался возражать: невыносимая жара превратила меня в тот самый полупереваренный овощ, о котором столь увлекательно рассказывал Лойсо.
— А как вы выглядите на самом деле? — зачем-то спросил я. — У вас все еще мое лицо — почему? Я же говорил, что вам не нужно меня очаровывать, я и без того…
— Можешь себе представить, примерно так я и выгляжу «на самом деле» — ты еще не успел разочароваться в этом глупом термине? Выходит, я зря старался, развлекая тебя зловещими метафорами?
— Вы не зря старались. Просто я не успел найти достойную замену для этой словесной конструкции, — вздохнул я. — Неужели ваше лицо действительно похоже на мое?
— В последнее время. А каким оно было, когда я поступил в Высокую Школу Холоми, или через сто лет после того, как я ее окончил, я уже сам не очень-то помню… Знаешь, когда я в последний раз крутился перед зеркалом?
— Лет пятьсот назад, да?
— Что-то в таком роде… Тебе пора возвращаться, Макс. Я — довольно утомительный собеседник, если ты сам еще не заметил. Кроме того, у тебя пока не хватает пороху, чтобы подолгу выносить местный климат. Меньше всего на свете мне сейчас хочется рыть могилу. Здесь такой твердый грунт, ты себе не представляешь… И имей в виду: тебе не обязательно класть свою голову на подушку моей дочки. Можно просто сказать себе перед сном: «Я хочу повидаться с Лойсо», — этого достаточно! Теххи была нужна, чтобы устроить наше первое свидание, а теперь ее помощь нам не понадобится… Хорошо, что ты не стал ей ничего рассказывать. Ты все очень верно понял: ей здорово не понравится эта история. Девочка совсем не знает меня, но здорово не любит. В общем-то, ее можно понять…
— Теххи может попробовать как-то исправить ситуацию? — осторожно спросил я.
— Может. Она все может… по крайней мере, попробует, это уж точно! — усмехнулся Лойсо. — Мне-то все равно, а тебе вряд ли понравится… Ладно, я совершенно напрасно сгущаю краски. Тебя этим не проймешь. Впрочем, тебя ничем не проймешь: ты все равно поступишь, как сочтешь нужным.
— Спасибо за комплимент, — слабо улыбнулся я.
— А ты считаешь это комплиментом? — искренне удивился он.
У меня голова шла кругом, но я честно старался хоть как-то поддерживать беседу.
— Лойсо, я ухожу от вас таким же любопытным, как и пришел. Вы так ничего мне толком и не рассказали… Этот ваш «апокалипсис», на кой он вам тогда сдался? Неужели просто от злости? Я отлично помню свои «подвиги» на том грешном пляже и прекрасно понимаю, почему вы мне о них напомнили… Но мне кажется, что одна только слепая ярость — это уж как-то чересчур! Не так вы просты…
— Да я и не говорю, что все дело в моей злости. Видишь ли, это — тайна, которую я безуспешно пытался разгадать. Величайшая из всех тайн. У того, кто присутствует при конце Мира, есть микроскопический шанс забрать себе всю силу умирающего кусочка Вселенной. Это почти невозможно, и все же… Ради этого шанса стоит рискнуть, знаешь ли!
— И что тогда?
— Не знаю. Для того чтобы ответить на твой вопрос, нужно разрушить хотя бы один Мир и посмотреть, что будет. А у меня пока что не получилось… Тебе действительно лучше уходить, Макс. У тебя лицо подпорченного покойника. Не стоит так увлекаться светской болтовней с малознакомыми злыми колдунами!
Он рассмеялся, встал с камня, на котором сидел все это время, подал мне руку, помог подняться на ноги и вдруг ткнул меня в бок — между прочим, довольно болезненно. Этого тычка оказалось достаточно, чтобы я потерял равновесие и покатился вниз по склону холма. Колючая трава царапала мне руки и лицо, но я уже почти ничего не чувствовал: проклятая жара почти доконала меня. Не так уж сложно меня доконать, оказывается…
Я открыл глаза в знакомой уютной темноте спальни и тут же снова их закрыл: очень уж вымотался. «Я так и не успел спросить, почему у его могущественного Ордена было такое смешное название, — удрученно подумал я, засыпая. — Ну при чем тут какая-то „водяная ворона“?! Можно сказать, ради этого сунулся в самое настоящее пекло и опять ничего не разузнал!»
Я проснулся уже после того, как робкое зимнее солнышко оповестило о наступлении полудня всех, кого интересует такого рода информация. Еще полчаса я просто валялся, наслаждаясь ни с чем не сравнимым сочетанием хорошего самочувствия с фантастической ленью и полным отсутствием каких бы то ни было мыслей в башке.
Кажется, я в очередной раз устал: от чудес, от стихов, от тайн, от невероятного сэра Лойсо Пондохвы и от себя самого, в первую очередь. Как ни странно, я люблю находиться в таком состоянии — если не очень долго, конечно…
В конце концов, я все-таки добрался не только до ванной комнаты, но и до стойки «Армстронга и Эллы». Теххи была там, сами Армстронг и Элла басовито мурлыкали у ее ног, так что можно было ложиться на пол и умирать от нежности и умиления.
Но я решил ограничиться менее бурным проявлением эмоций, а потому выжил.
— Ну и рожа у тебя, милый! — изумилась Теххи. — Ты что, успел подраться со всеми столичными поэтами?
Я цапнул с ближайшего стола поднос из отполированного металла и встревоженно уставился на жалкое подобие своего отражения.
— Не совсем то, что нужно, да? — Теххи протянула мне маленькое зеркальце. — На, полюбуйся.
— Тоже мне, великое событие! Всего-то парочка несчастных ссадин… — с облегчением вздохнул я, внимательно всматриваясь в свое отражение.
Неглубокие, но многочисленные царапины украшали мой нос и подбородок. Я заработал их, когда катился по склону холма. Все-таки этот злодей Лойсо мог бы не толкаться, а дать мне возможность спуститься самостоятельно!
— Ничего, для одной ночи вполне достаточно, — улыбнулась Теххи, проворно намазывая мою рожу какой-то прозрачной вонючей дрянью. — Через полчаса тебя можно будет выпускать на улицу… Где это тебя угораздило?
— Да так, везде понемножку, — вздохнул я.
Придумывать правдоподобные объяснения мне сейчас не хотелось, врать тоже, а говорить правду — это уже ни в какие ворота не лезло! Но Теххи вполне устроил и такой ответ.
— Сейчас здесь опять начнут скапливаться твои многочисленные приятели, — сообщила она. — Мне только что прислал зов наш кругленький поэт. Узнавал, соизволил ли ты открыть свои прекрасные глаза. И думаю, это только начало.
— Никакой личной жизни! — усмехнулся я. — И как ты меня еще терпишь?
— А я, знаешь ли, очень терпелива, — объяснила Теххи. — Сама иногда поражаюсь!
За моей спиной хлопнула дверь, и я обернулся навстречу своему приятелю Андэ Пу, гениальному поэту и совершенно несчастному существу.
Он появился удивительно кстати: я как раз твердо решил сунуть свой исцарапанный нос в его дела. В конце концов, он так давно меня об этом просил!
Поздоровавшись, потомок укумбийских пиратов взгромоздился на высокий табурет и начал кокетливо общаться с Теххи. Кажется, он решил, что после вчерашнего выступления в «Трехрогой луне» его статус здорово вырос в моих глазах. Дескать, теперь он может позволить себе все что угодно!
— Знаешь, Морган-младший, если ты действительно так уж хочешь уехать в Ташер, я могу устроить