Театр для теней. Книга 1

частью своей крови, выбрал другую судьбу — судьбу более высокую, чем мечтала его мать, чем мечтали они все. Выбрал жизнь, в которой есть место благородству и милосердию. Естественно, этот выбор не понравился алаям, а твоей обожаемой Аниаллу — в особенности! И они сделали всё, чтобы помешать ему жить так, как он хотел… и с теми, с кем он захотел — ведь мы так плохо на него влияли! Одна отправила его в этот жуткий Руал, а другая не стала ей в этом мешать, — у неё перехватило дыхание от гнева.

— Не знаю, Ланри, были ли у алаев планы на Анара, но, прости, я не думаю, чтобы сианай Аниаллу, когда защищала его, преследовала такие цели, — помолчав, вступился за Алу Тайриор.

— Ну, а может, всё проще: он как раз таки понравился ей, — не отрываясь от своей «грязной работы», хмыкнул Заан. — Знаешь ведь, из-за его отца помешанная на власти Амиалис отреклась от престола, да много ещё кто с ума по нему сходил. А наш дорогой друг Анар вышел даже получше папаши — уж ты-то должна понимать! Да-а, такое объяснение — прямо бальзам на наши раны! — воскликнул он и, откинув с глаз красноватые прядки, с иронией продолжил: — Ревнивая сианай Аниаллу внушает нам безумное желание срочно спасти Анара, мы очертя голову лезем в эти гнусные леса, а она, воспользовавшись этим, отдаёт приказ изгнать соперницу и её дружков вон из Энхиарга. Как тебе нравится такая версия, а?

(«Ревнивая сианай Аниаллу» почувствовала, что краснеет, и сама не поняла — то ли от смущения, то ли от гнева).

— Никак не нравится, — покачала головой Ланрисса. — Такие, как она, не сходят с ума. Она сианай, тень Аласаис, у неё даже лица собственного нет! Она — вещь и всех, кто не захочет быть такими же вещами, она жалеть не станет, — сурово отчеканила девушка.

Она встала и принялась мерить камеру шагами. Длинный, порванный, наверное, ещё в Руалских лесах плащ развевался за ней, словно королевская мантия. Гнев и сознание собственной правоты делали её осанку величественной, а черты напряжённого, бледного лица — безупречными.

— Ты ведь ни разу не видела её, — снова вступился за спасительницу друга Тайриор. — А мы видели, и я, признаюсь, видел даже больше: как она плакала, когда возвращалась домой, к служению, за которое ты её так презираешь. У неё не было ни детства, ни юности, она пожертвовала всеми своими интересами ради служения Аласаис. Ты же сама всегда называла это благородством, а теперь вдруг — «вещь»… Ну, а насчёт нашего на Анара «дурного влияния» — конечно, тут всякое может быть.

— Я бы, может, тоже не захотел, чтоб мой сын общался с придурками вроде нас. Нет, Тайр, вылазка в харнианскую крепость нас сгубила, мы стали беспечны и получили своё, — усмехнулся Заан, любовно собирая в кучку вычищенную грязь.

— Да зачем ты это делаешь? — брезгливо поморщившись, не выдержал Тайриор. — Боишься, что тебе срок добавят, если ты тут намусоришь?

— Э, нет, — погрозил ему пальцем Заан. — Хочу её сохранить — это ведь энхиаргская землица…

Эти слова больно кольнули Ланриссу, она вздрогнула, и маска королевы в изгнании дала трещину.

— Не стоит так отчаиваться. Мы должны надеяться на помощь профессора Агадара, — отрезала она, но в голосе её зазвенели слёзы. Ланрисса отвернулась от друзей, посмотрела куда-то сквозь Аниаллу…

Взгляд её алайским когтем вонзился в сердце сианай. Алу вмиг поняла, что так мучило её с того момента, как в руки ей попал дневник недожрицы.

Алу задохнулась… и выпала из видения в реальный мир.

Ей было худо — много, много хуже, чем после превращения в рыбу. Ни одна мысль в голове не держалась, всё путалось, мелькало какими-то клочками перед её внутренним взором. Мозг сианай напрочь отказывался переваривать увиденное… почувствованное. Уж не повредилась ли она и вправду рассудком? Сердце редко и сильно ударяло о грудную клетку, слабость заставила её привалиться к ножке стола. «Надо собраться, надо… трезво взглянуть на… всё это», — уговаривала она себя.

Паниковать, безусловно, было рано. В конце-концов, Путь может связать двух существ и не навсегда — свести их для исполнения какой-то миссии, а потом отпустить восвояси. Есть Пути на одну жизнь: когда нужно помешать чему-то, помочь кому-то или самому совершить какое-нибудь угодное Бесконечному открытие… Есть и такие, которые передаются от рождения к рождению…

Но чтобы изменился вечный Путь — а именно такой Путь, как показалось Алу, объединял Анара с Ланриссой, — этого просто быть не могло! Значит, то, что она почувствовала, было ложью. Ложное видение Пути. Обман. Но обман настолько мастерский… Или всё же — нет?

Достаточно придя в себя, чтобы начать прислушиваться, не направляется ли сюда кто-нибудь из её отцов, Аниаллу уже была готова признать их правоту: не стоило ей совать свой любопытный нос, куда не следует!..

* * *

Кое-как добравшись до замка ан Ал Эменаитов, Аниаллу не стала будить Анара. Она должна была сама разобраться во всей той каше, которую заварила. Но для этого ей отчаянно не хватало информации…

Алу проскользнула в комнатушку рядом с ванной, где совсем недавно готовилась к своей вылазке, и уселась за туалетный столик, над которым мягко сияло старинное зеркало. Обычно оно служило сианай для личных разговоров — таких, какие не должна была подслушать даже вездесущая Шада.

Аниаллу положила ладонь на простую деревянную раму. Зеркало помутнело, потом вспыхнуло зеленоватым огнём, он медленно угас, и перед Алу возникло изображение роскошно обставленной комнаты — комнаты Диреллеи ил Лейтан, второго ректора Школы Ар-Диреллейт. Именно у неё, прежде чем перевестись в Академию Агадара, училась Ланрисса. Триста лет прошло с тех пор, и надежда узнать какие- то подробности была весьма сомнительной, но Алу всё же решила попытаться расспросить эльфийку.

Диреллея появилась в зеркале буквально через минуту, выйдя из-за высокой ширмы, отделяющей спальную часть комнаты от домашнего кабинета. Она радостно улыбалась Аниаллу полными, красными губами, на ходу шнуруя корсаж зелёного шёлкового платья. Опустившись на стул, она оперлась на столешницу острым локтем, положила подбородок на искрящиеся драгоценными кольцами пальцы.

— Аниаллу, дорогая моя, давненько мы тебя не видели! А ты всё хорошеешь… — отметила она.

Алу залюбовалась этой уверенной в себе эльфийской волшебницей как художник любуется своей уже законченной картиной. Диреллея и вправду была её произведением: только благодаря вмешательству сианай она стала такой, какой была сейчас.

— Беру пример с тебя, — вернула комплимент Аниаллу.

— Ну, если при такой занятости, ты всё-таки успеваешь иногда бросить взгляд на старую подругу… — саркастически протянула эльфийка. — Хотя, вижу, ты и на этот раз связалась со мной по какому-то делу.

— Да, Дире. У тебя училась одна девушка, Ланрисса. Ты должна её помнить: она переводилась от вас к Агадару, давно, правда — лет триста назад, но я знаю, что переводы у вас редкость. Мне нужно узнать о ней всё, что известно тебе, потому… — начала было она, но Диреллея остановила её.

— Ты просишь, и этого вполне достаточно. Да, я хорошо помню её. Она была одной из лучших моих учениц. Талантливая, усидчивая, дотошная… и что особенно ценно, она развивала свои способности, дабы применить их во благо другим. Редкое стремление в наше время, — без особой печали в голосе заметила Диреллея. — Она напомнила мне меня саму в юности… Только меня жизнь заставила одуматься, а она и сейчас безнадёжная идеалистка. Из тех, у палкой не вышибешь романтический бред из головы. Кто ради принципов может пожертвовать и собой, и близкими, — в глазах Диреллеи блеснул гнев.

— Ты хорошо её знала, — осторожно заметила Аниаллу, никак не ожидавшая столь бурной реакции.

— Да… Мы с Мей, нашей танайкой частенько обсуждали её пламенные речи на семинарах, — Диреллея раздражённо махнула рукой. — С существами её сорта мне трудно находиться рядом — вечно чувствую себя какой-то… запятнанной. Зато они, даже утопив целые народы в крови, умудряются оставаться чистенькими. — Эльфийка сделала такое движение, словно собиралась плюнуть. — Такая нежная, невинная…

— Такое ароматное, наливное яблочко, — вставил новый голос, глубокий, бархатистый.