Петербург 30 км'.
И тогда я решил идти в Питер. В моей голове мгновенно прокрутился следующий вариант: я выбираюсь в Питер, затем добегаю до границы, перехожу ее в образе волка и нахожу какого-нибудь писателя, который только и делает, что строчит книжки про оборотней. Я ему подкидываю сюжетец, а он мне за это обеспечивает политическое убежище и мое проживание на первых порах. А на Западе что? На Западе жить можно. Я уже представлял себе, как в шикарном вареном костюме прогуливаюсь по мощеным западным улицам и спокойно так поглядываю на витрины, а там чего только нет. А потом на серебристом «Мерседесе» я еду на теннисный корт, где меня ждет очаровательная блондиночка или даже лучше брюнеточка. Да, жгучая брюнетка с изумрудными глазами — моя невеста.
В этот миг мечты мне казались настолько реальными, что я совсем забыл о промокшей насквозь одежде, об израненной руке и даже о зубной боли. Проезжавшие мимо машины окатывали меня грязью с головы до ног, но я просто не замечал этого, покинув реальный мир, пока тяжелый «Камаз» не притормозил возле меня. Из мерцающей в темноте кабины высунулась голова водителя:
— Эй, пацан, подвезти?
— Да, конечно! — обрадовался я.
— А деньги у тебя есть?
Я замялся. Свою сотню я позабыл в избушке оборотней. Правда в подклад куртки были зашиты шесть долларов, но с ними я пока не хотел расставаться.
— Нету, — угрюмым голосом ответил я.
— Ну, тогда ничего не выйдет, приятель.
Громко хлопнула дверца, и грузовик, урча мотором, скрылся вдали. Он не только оставил меня в ночи, он сделал гораздо хуже — вытащил меня из мира иллюзий, развеяв мои мечты. Промокшие до невозможности штаны противно касались ног, куртка ничуть не грела, побаливала рука, а голова раскалывалась от ноющей зубной боли. Каждый раз, как я спотыкался об какой-нибудь камень, ломоть грязи или не по делу выросший бугорок, боль волнами колыхалась во мне и уже не давала сосредоточиться. Ко всему прочему я сильно устал и старался подальше отогнать мучительную мысль, что до Питера еще шагать и шагать…
… Эта ненастная ночь застала Федю в пути. Неотложные дела приказали оставить светлую идею спокойного сна в теплой квартире с какой-нибудь шлюшкой и заставили ехать сейчас в чужой машине и беспокойно дремать, скрючившись в неудобной позе на заднем сиденье. Машина была Хенселя. За последнее время они надежно скорешились, раскручивали дела вместе и даже взяли в долю Геника, который способностями не блистал и поэтому большого интереса не представлял; никаких солидных связей он не имел и пользы от него не было, как от козла молока. Но общая тайна охоты на сверхъестественного выродка сплотила их, и теперь они ехали в Питер, где наклевывалась маленькая разборка, на которой можно было урвать небольшой кусок, если постараться, конечно (без труда не выловишь и рыбку из пруда). Кроме того Геник клятвенно заверял, что загонит оставшиеся серебряные пули не по весу, а как произведения искусства такому же любителю ужасов, как и он сам. Хенсель крутил баранку, тихо матеря мокрую дорогу, Гена спал или молча сидел, уставившись в лобовое стекло, а Федя делал отчаянные попытки заснуть, но безуспешно.
Один раз это ему почти удалось, но он тут же был разбужен громким возгласом Хенселя:
— А это что за стручок там впереди?
Федя открыл глаза и глянул вперед. Между головами Хенселя и Геника на освещенном фарами пространстве шагала невысокая фигурка. Федю аж подбросило. Остатки сна безвозвратно исчезли. Это был не стручок, а… Сверчок! Эту фигурку Федя узнал бы среди тысяч других. Он не слишком верил, что проклятый богом пацан ожил из мертвых, но после того, как выяснилось, что пули были из сплава, а не серебра, сомнения копошились в его душе. И теперь Федя готов был поспорить на все, что имел: это он, тот самый пацан…
… Еще одна машина остановилась где-то в метре за моей спиной, и я радостно решил, что наконец-то меня довезут до города, сгоряча не подумав о том, что грязный и мокрый шкет, готовый измазать своими штанами чехол сиденья, а на полу оставить пудовые комья глины, никому в общем-то не нужен.
Но уже поворачиваясь, я ощутил незнакомое острое чувство — чувство опасности. Оно вибрировало во мне, приказывая уносить ноги. И все же я повернулся. Два силуэта в машине я не смог разглядеть. Но того, кто стоял, облокотившись на дверцу машины, я узнал без промедлений — слишком много я вытерпел от него. Но я не хотел больше убивать, поэтому быстро скинул всю одежду и стал завязывать ее в узел. Холодные струи хлестали мое тело, не давняя никакой возможности сосредоточиться, но великий инстинкт самосохранения направил все мои мысли в единую точку…
… - Чего он раздевается? — хмыкнул Хенсель, — с Федей трахаться собрался что ли?
— Дурак! — заорал Федя, слышавший все. — Пацан сейчас в волка перекинется, — он тут же заскочил в машину и продолжил. — Гони, а то нам его не поймать! Поехали!!!
Хенсель обиделся, но все же взглянул в окно еще раз. Огромный волк стоял там, освещенный ярким светом галогеновых фар. Машина тронулась с места, но волк опередил ее, сделав громадный прыжок вдаль, и понесся по мокрому шоссе.
— Ничего, — произнес окончательно проснувшийся Геник. — Кому быть повешенным, тот не утонет…
… Каждое прикосновение левой передней лапы к асфальту вызывало пульсирующую боль, но не мог же я бежать на трех ногах. Стиснув клыки, я изо всех сил мчался вперед. Машина неотступно следовала за мной. Я прибавил скорость, но машина не отставала. Или там пока не решили, что делать со мной, или просто опасались высоких скоростей на этом скользком от дождя шоссе. Свет от фар бил мне в бока, поверхность дороги вспыхивала световыми бликами. Мне казалось, что эта сумасшедшая гонка будет длиться до бесконечности, но инстинкт самосохранения не давал мне остановиться или хотя бы скинуть скорость. Узел с одеждой, край которого цепко сжимали мои клыки, раскачивался и сбивал меня с ритма движения, но я даже и не помышлял расстаться с ним.
Время остановилось, все исчезло, и только два силуэта на мокром шоссе продолжали свою ужасную гонку: израненный волк и машина, с трудом сдерживаемая умелыми руками. И вдруг я с ужасом понял, что начал выдыхаться. В свете фар впереди я смутно разглядел поворот дороги чуть ли не под прямым углом. Собрав все силы, я сделал несколько больших прыжков и перемахнул через обочину и темный кювет. Немного пробежав по липкому, размокшему полю, я бессильно свалился в грязную лужу. Мои легкие содрогались внутри, перекачивая бескрайние объемы воздуха. Я лег на все четыре лапы и стал ждать конца…
… Машину кидало влево-вправо, и Хенсель каким-то чудом вел ее по середине шоссе, не отрывая взгляд от зверя, бегущего чуть впереди. Внезапно волк, уже начавший сдавать, с новой силой поскакал вдаль и вдруг исчез, продолжая свою прямую и покинув круто повернувшую дорогу. Хенсель бешено закрутил руль влево, но поздно. Колеса проскользили по грязной обочине. Машина пролетела через кювет, стукнулась об его стенку и перевернулась, расплющив в лепешку верхнюю часть кабины. В разбитые окна ворвался ночной холод и косые струи дождя…
… Отлежавшись я встал и, прихрамывая, выбрался на дорогу. Позади меня темнела бесформенная груда металла — все, что осталось от машины. Я отнял еще три жизни, не желая этого. 'Имел ли я право жить теперь сам?' — спросите вы. Не буду отвечать, не эти вопросы волновали меня сейчас больше всего. Мокрая шерсть уже не спасала от холода. Ветер спокойно раздвигал ее, беспрепятственно добираясь до кожи. Я дрожал, пронизываемый мерзкими холодными волнами, все сильнее и не заметил сам, как снова стал человеком.
Черт побери, я был с ног до головы забрызган холодной противной грязью. Повязка на руке отсутствовала, и рана снова кровоточила. Больной зуб опять напомнил о себе. Да, так паршиво я уже давно себя не чувствовал.
Развязав узел, я оторвал оставшийся рукав от рубашки и, пересилив дергающую боль, перевязал руку. Остатками ткани я вытер себя от грязи. Вдруг я почему-то вообразил, что где-то обронил один ботинок, и быстро распотрошил комок одежды. Но нет, оба ботинка оказались на месте. Я немного успокоился и оделся в мокрую, тоже забрызганную комьями глины одежду. Впереди у горизонта маячили огни большого города. Пытаясь не обращать внимание на боль в руке и вновь занывшие зубы, я шел к намеченной цели,
