– Здрасьте, – кивнула я, сделала шаг навстречу хозяину и только тогда поняла, почему он сидит как-то странно: у мужчины не было обеих ног по самый пах. Я вроде бы дернулась, сглотнула и убрала с лица дурацкую улыбку.
Миша пододвинул мне стул, подмигнул, стоя спиной к хозяину, и исчез в доме. Я села, стараясь смотреть в лицо мужчине и не опускать взгляд на плед, и спросила:
– Как мне вас называть?
– Зови Яков Васильевич.
Я кивнула, и некоторое время мы молчали, стараясь что-то там усмотреть в лицах друг друга.
Появился Миша, толкая перед собой сервировочный столик. На нем стояли электрический самовар, чашки, варенье в красивой вазочке и разнообразные сладости в большом блюде.
– Угощайся, – предложил мне Яков Васильевич. – Жизнь у нас дачная, а при такой жизни чай – первое удовольствие.
Миша опять скрылся в доме, а я приподнялась, разлила чай в чашки, одну подала хозяину, а вторую взяла себе, устраиваясь поудобнее. Все происходящее необыкновенно интересовало меня.
– Гадаешь, кто я и зачем позвал? – вдруг усмехнулся хозяин, а я покачала головой.
– Я не цыганка, гадать не мастерица. Может, сами объясните?
– Может, – кивнул он. – Ты угощайся, будь как дома. Если надо чего, только скажи. Может, коньяк?
– Ого, – усмехнулась я. – Неужто интересовались моей особой?
– А как же. Человек я любопытный. И в моем положении грех этот извинителен. Чем еще заняться инвалиду, как не чужими секретами? Вот сижу, точно паук, и сплетни собираю. Словечко там, два здесь, так жить веселее.
– Должно быть, вы хорошо знали погибших на Катинской? Они ваши друзья… или соратники… Не знаю, как выразиться, чтобы вас не обидеть.
– А ты не бойся, я не обидчивый.
– Думаю, ласковым интонациям в вашем голосе доверять особо не стоит. Человек вы опасный.
Он засмеялся.
– Я был опасным. Пока на ногах стоял. Был да весь вышел. Теперь живу пенсионером. Хорошо, Мишка рядом. Славный парень.
– Он ваш родственник?
– Вроде того. Помру, хоть будет кому добро завещать. И зло тоже.
– Не очень весело звучит. – Я отставила чашку и посмотрела на хозяина. – Может, скажете, зачем позвали? Неужто чай пить?
– Я ж тебе говорил: любопытный я. Очень хотелось на тебя взглянуть. Слух прошел, ты вроде людей расспрашиваешь, узнать чего-то хочешь. А вот зачем?
– А зачем мне вам об этом говорить? – пожала я плечами и стала смотреть на клумбу возле веранды – ухоженную, радующую глаз пестрыми цветами.
Яков Васильевич довольно хохотнул.
– В самом деле, зачем? Но ты все-таки расскажи…
Я покосилась с удивлением, а он продемонстрировал в широчайшей улыбке все свои золотые зубы.
– Вы ведь знаете, кто мой муж? – помолчав, спросила я.
– Конечно.
– Его арестовали в ту ночь, когда расстреляли ваших друзей на Катинской. Что-то странное произошло тогда… Объяснять не берусь, но это как-то связано. Кто-то расправился с вашими друзьями и подставил Илью. Кто-то, кому очень хотелось разом избавиться от всех конкурентов. Думаю, это один и тот же человек или люди. Серьезной критики сказанное мной, возможно, не выдерживает, но я доверяю интуиции…
– Ясно, – кивнул Яков Васильевич, глядя на меня очень внимательно и без улыбки. – Ну и что ты узнала?
– Да почти ничего, – пришлось сознаться мне. – Правда, появились свидетели, которые видели убийцу Андрея, хотя…
– Я понял, – кивнул он. – Свидетели, конечно, сразу сыграли в ящик?
Я посмотрела ему в глаза, подумала и кивнула.
– Ты ведь рассказала о них своему менту, я имею в виду Дерина Всеволода Павловича?
– Послушайте… – нахмурилась я, он хохотнул и махнул рукой:
– Мент продажный. Сволочь редкая. Склизкий, как червяк, и подловить его непросто. Хотя пытались.
– Вы хотите сказать, что расстрел ваших друзей – дело рук милиции?
– Не той милиции, что ты имеешь в виду. Кто-то очень хитрый стоит за всем этим.
Я налила еще чаю и стала размешивать ложкой песок, ложка билась о тонкие фарфоровые стенки, противно звеня, а я этого не замечала.