наблюдателей на резервный пункт.
— Слушаюсь!
— Идите!
* * *
Ни потерь, ни повреждений, Слава Богу, не было. Осмотрев в бинокль наши передовые позиции, я убедился, что они мало пострадали. Пара случайных попаданий в ходы сообщения и траншеи второй линии. Несколько близких разрывов, вызвавших осыпание стенок — не более.
Выставив пост, я направился на поиски Лиходеева, однако искомый нашел меня сам.
— А я вас сыскиваю, вашбродь! А вы — вот они! — обрадовался Кузьма Акимыч.
— Что случилось?
— Копейкин огнеприпасы доставил, вашбродь! Надобно учесть и в книгу прописать.
— Ну, раз надобно, пойдем!
Проходя по траншеям, я стал свидетелем настолько интересного разговора, что даже приостановился послушать:
— Вот я страху-то натерпелся! — восклицал рябой носатый солдатик из последнего пополнения. — Воет, воет то как! Аки зверь антихристов! А потом грохнет — аж земля трясется. Душа в пятки ушла…
— Ну, это какой страх! — перебивает новобранца круглолицый младший унтер-офицер Самсонов — командир отделения и Георгиевский кавалер. — От такого страху, брат, не сдохнешь. — Унтер извлек на свет божий трубку и кисет с табаком. — В передних окопах — вот где страх! Под самую шкуру залезает!
— Это как же так?
— Да вот так! Вот вспомню свою первую атаку, под Ченстоховым в пятнадцатом годе — до сих пор оторопь берет! — Самсонов раскурил трубку и пуская густые и ароматные клубы дыма продолжил. — Вылез я, стало быть, из окопа. Бяда! Снаряды кругом взрываются. Гремит все, грохочет. За дымом неба не видать да округ стон стоит. Хочу идти — ноги не подниму, ровно кто за пятки хватает. Ни в праву, ни в леву сторону не гляжу — боюсь!
— Так уж и боисся? — встрял в разговор кто-то из старослужащих гренадер.
— Не то слово! Припал страх смертный, загреб за самое сердце, и нет того страху жутче. Ровно тебе за шкуру снегу холодного насыпали! Зубы стучат, и кровь в жилах не льется: застыла вся. Взял я карабин, а он тяжелой показался, как цельный пуд.
— И чего?
— Его благородие орет 'В атаку!', наганом машет. Смотрю округ — люди поднялись да вперед пошли. Ну и я, страх свой зажал, словно в кулак какой, и тож — поднялся. Все 'Ура!' кричат, и я, стало быть тоже крикнуть хочу… Ан не выходит! Завыл, захрипел по-зверьи, да и на германца пошел!
— Со мной, почитай, так же было. — Подтвердил гренадер. — Взял я винтовку на прицел, а курка спустить и не знаю как… Так и не смог, ровно обеспамятел…
— Вы, не тушуйтесь, вы на ус мотайте! — Окликнул новичков Самсонов. — Такая наука, тут завсегда полезна!
Когда мы немного отошли от разговаривавших солдат, я сказал Кузьме Акимычу:
— А Самсонов-то — мужик дельный!
— Так-то оно так, вашбродь! Да только — соцьялист он… Ненужные разговоры, да не к месту иногда заводит.
— Воюет-то как?
— Воюет справно…
— Не подведет?
— Не подведет, вашбродь!
— Ну, значит, пускай пока разговоры разговаривает, а там посмотрим…
— Да уж как не посмотреть-то!
— Не ворчи, Лиходеев! Пойдем-ка, лучше, огнеприпасы учитывать! И расскажи, что там наш Филька на ужин задумал?
И пошли мы заниматься военной бухгалтерией, под аккомпанемент раздающейся из соседней траншеи солдатской песни — немного задорной и одновременно грустной:
Утро следующего дня началось с массированного артналета. Немецкая гаубичная батарея выпустила по позициям нашего полка три сотни снарядов — по полста на орудие.
Затем после небольшого перерыва обстрел возобновился — такой же, как и вчера: редкий и бессистемный…
Через некоторое время немцы перенесли огонь правее на позиции Сибирского гренадерского и я отправился на наблюдательный пункт, по дороге осматривая наши позиции.
До нас долетели только отдельные снаряды и, к счастью, все мимо.
А вот первая линия обороны заметно пострадала. Это было отчетливо видно в бинокль. Все три ряда траншей получили повреждения, а в одном месте я разглядел развороченную землянку — расщепленные бревна торчали вокруг воронки наподобие тернового венца.
Значит, без потерь не обошлось.
И точно, через некоторое время из хода сообщения вынырнули санитары с носилками, а вслед за ними появилась группа кое-как перевязанных раненых. Поддерживая друг друга со стенаниями и матюками, люди шли в тыл.
Вот и первые потери.
Я перевел бинокль на поле перед передовой позицией.
Никого…
А вот дальше уже отчетливо различался бруствер немецких траншей первой линии.
Вот черти! За ночь отстроились!
И что теперь?
Честно говоря, я был в растерянности! То есть, предсказать возможное поведение немцев не получалось — не хватало информации.
Во всех читанных мною мемуарах о Восточном фронте времен Первой Мировой, есть три типа воспоминаний: 'враг упорно обороняется', 'враг бежит' и 'враг наступает, а мы бежим'.
В данном случае ни один из сценариев для нашей ситуации явно не подходил.
— Доброе утро, барон! — Поздоровался заглянувший на НП Казимирский. — Что вы там с таким
