— Да уж…
— Казнь отменили до особого распоряжения. В Зимний был отправлен нарочный с докладом о происшествии. А пока Император Николай I решал, что следует делать, Рылеев молился, молился, молился… В итоге тройку выживших вернули в камеры Петропавловской крепости, а Государь впал в глубокую задумчивость.
— Было от чего! Такое представление или, может быть, предзнаменование?
— Вот! Вы, батенька, уловили самую суть. Николай был в смятении, многие из его окружения вспомнили о 'покаянии' и 'прощении', не говоря уж о деятелях церкви! Тем паче, что Рылеев в камере написал пространное письмо на духовно-философскую тему, каялся, упоминал об открывшейся ему истине. Ведь еще до подселения к нему еще одной 'истинно христианской души' Кондратий Федорович раскаялся и проводил время в молитвах. А тут такое… В общем, всем троим: Рылееву, Муравьеву-Апостолу и Бестужеву-Рюмину, наказание было изменено на пострижение в монахи и ссылку в отдаленные монастыри, дабы провести остаток жизни в молитвах.
— Подозреваю, что 'отдаленный монастырь' — это мягкая формулировка. И куда же его законопатили?
— Туруханский Свято-Троицкий монастырь. Это в устье Нижней Тунгуски в тридцати верстах от самого Туруханска.
— Ого!
— Ни в коем случае не подумайте, что принятие схимы и ссылка смогли остановить столь деятельного человека, как Рылеев-Бородин. Будучи пострижен в монахи и, приняв имя Симеон, он, среди молитв и трудов праведных, находил достаточно времени для сочинительства. Нынче 'Откровения святого праведного Симеона Туруханского' можно найти в любой книжной лавке. Да и кроме 'Откровений' из-под его пера вышло немало значимых произведений. Основатель и главный идеолог 'Подвижничества', суть которого заключается в 'преподавании, через отречение от сословных привилегий, блага для народа, путем его просвещения'. Именно благодаря ему мы имеем широкое распространение начального трехклассного образования. Кроме того, эта идея в значительной степени потеснила 'народничество', особенно его революционные и анархические течения. А уж как он повлиял на русскую литературу! У того же Льва Николаевича Толстого библиография почти на треть изменилась из-за того, что он ударился в 'Подвижничество'. В итоге Кондратий Федорович Рылеев прожил 95 лет и умер как раз в тот год, когда меня забросило сюда, а в 1900 году — канонизирован.
— Что тут сказать? Как глаголет древняя мудрость: 'Величие человека определяется по делам его и наследию оных дел…'
— Врач скорой помощи Алла Петровна Старикова, оказалась в сентябре 1852 года в теле семнадцатилетней воспитанницы Сиротского Женского Института Анны Николаевны Кранц. Отец реципиентки — поручик Кранц, пал в Ичкерийском сражении в 1842 году, мать умерла годом позже. Анна как раз оканчивала Высшие курсы института и готовилась стать учителем. Старикова-Кранц, оправившись от шока, не стала вести никакой активной деятельности, а старательно вживалась в новую среду. Летом 1853 года вышла замуж за штаб-ротмистра конной артиллерии Георга Лемке и вместе с ним уехала к новому месту службы мужа в Казань. Но счастье их было недолгим — грянула Крымская война, и 20 сентября 1854 года Георг был убит в сражении на Альме.
— Нелегко ей пришлось… Остаться вдовой в девятнадцать лет!
— Да — нелегко, но она справилась! Вернулась в Петербург и стала преподавать теперь уже в Николаевском Сиротском Институте. Чтобы не сойти с ума, Анна начинает записывать все, что помнила о медицине ХХ века. В 57-ом году вновь вышла замуж, на этот раз за капитан-лейтенанта Иванова, родила ему троих детей и почти двадцать лет вела тихую жизнь домохозяйки. Ведь тогда для женщины быть врачом было неуместно и непозволительно. В 1872 году одной из первых, несмотря на возраст, поступила на Женские Медицинские Курсы, которые успешно закончила четыре года спустя. С началом Турецкой войны уехала вслед за старшим сыном в Болгарию и работала там, в армейском госпитале при штабе армии в Горно-Студенах. Там она познакомилась с Николаем Ивановичем Пироговым и с этого момента начала активную учебно-медицинскую деятельность. Практически, Анна Николаевна создала современную школу неотложной помощи. Основатель и бессменный директор Женского Медицинского Института в Петербурге, автор нескольких фундаментальных работ по медицине. Умерла в 1899 году. Замечательная была женщина, нас познакомил Великий князь Сергей Александрович в 95-ом году.
— А он-то, как ее разыскал?
— Ну, князюшка у нас меценат и благотворитель! Анна Николаевна была представлена ему, как лучший специалист Мариинской больницы. А дальше — дело техники, он ее вычислил и вышел на контакт.
— Почему же она сразу стала вести свои записи, ведь это бесценный материал?
— Я однажды спросил ее об этом. А она грустно так улыбнулась и сказала, что пыталась убежать от судьбы…
* * *
— Что касается водителя того злосчастного грузовика, из-за которого вы все здесь оказались, то его следы обнаружились совершенно случайно. — Белоусов встал, подошел к инкрустированному золотом комоду и извлек оттуда удивительный экспонат: модель тягача с прицепом из светлого дерева на темной подставке. — Вот! Из березы вырезано и на деревянных шпильках и рыбьем клею собрано.
Я наклонился, чтобы рассмотреть получше. Сделано было весьма искусно с большим вниманием к деталям, вплоть до зеркал заднего вида. На решетке радиатора вырезана надпись 'Scania', а на бампере табличка с номерным знаком…
— Откуда это у вас, Василий Илларионович?
— Из Холмогор! Это работа поморского корабела Касьяна Шергина. Старик умер двенадцать лет назад, а модель я у его сыновей выкупил — сам ездил в Холмогоры, разузнать подробности. У них такого добра много — машины, самолеты, корабли, здания. Насколько я понял, перенос случился в 1839-м или 40- ом году. Коч, на котором поморы шли на промысел, попал в шторм и его выбросило на камни. Молодому Касьяну перебило обе ноги — по тем временам тяжелейшая травма. Однако он очень быстро оправился, хотя так и остался хромым на всю жизнь. Старики вспоминали, что парень странно переменился, замкнутый стал, говорил непонятно, но это списали на последствия 'болезни'. В море Касьян ходить уже не мог и его взяли подмастерьем к плотникам-корабелам. Так он всю жизнь и прожил в Холмогорах, женился, родил шестерых детей, внуками обзавелся. Уважаемым человеком был, но с одной только странностью — любил из дерева мастерить поделки непонятные и удивительные.
— Действительно удивительные! Просто чудо какое-то!
— Талант у него был! И немалый! В 1908 году, когда я со следственной бригадой появился и стал про него расспрашивать, мне вручили старую тубу из вощеной кожи — старик завещал отдать, ежели будет таковой случай! А в тубе было письмо от Руслана Сергеевича Захарченко, 1968 года рождения — крик души человека, заброшенного в иное время…
— А как вы на него вообще вышли? В Холмогорах-то?
— Мне из Архангельска один из сотрудников привез сувенир: Спасскую башню московского Кремля, вырезанную из дерева и со звездой вместо орла на шпиле… То ли старик, когда мастерил этот шедевр, напутал что-то, то ли — намеренно сделал не так как есть, а как могло бы быть. Не знаю…
— Понятно, а сувенир где?
— Дома у меня стоит, в библиотеке…
— Теперь наступила очередь тех, кто вместе со мной находился в момент переноса в аппаратной. Больше всего я опасался за одного из моих коллег — того самого куратора от ФСБ. Мутный человек, хоть мы и были знакомы около месяца, но очень уж он мне не по нраву пришелся. Чутье знаете ли… Этот был не из оперов, а из породы сотрудников новой формации, как он сам хвастался: 'Я — не убогий держиморда! Я — эффективный менеджер'. На самом деле, только и знал, что бюджет пилить и победные реляции наверх отсылать… Тьфу… Да еще и интересовался время от времени об 'экономических выгодах' проекта!
— Неприятный тип…
