Анатолий Санжаровский
В Киеве не женись!
Браты
Василь Чечвянский и Остап Вишня.
Между ними много общего. У них одна подлинная фамилия – Губенко, – потому что они родные братья. Оба сатирики-юмористы. Классики украинской литературы.
Василь Михайлович Губенко родился 28 февраля (12 марта по новому стилю) 1888 года на хуторе Чечва (Полтавщина). Отсюда и псевдоним Чечвянский.
Эту «слабость» он позаимствовал у младшего брата, у Павла Михайловича, первый псевдоним которого был Грунский (по местечку Грунь, где родился).
Как писал Вишня, ходило много кривотолков среди родственников о его появлении на свет божий. Одни твердили, что его нашли в капусте, другие авторитетно уверяли, что его принёс трудолюбивый аист, третьи клялись-божились, что его достали из колодца, когда поили корову Оришку. Павлуша подрос, огляделся и храбро выдвинул свою версию о рождении, которой упрямо придерживался всегда. Утром и вечером. До обеда и после. Родился он ночью 13 октября1889 года. Вскоре взялся за пастушье учение, поскольку «очень рано начиналась учёба на селе. Первая наука – это гуси. Высший курс – это свиньи».
Несмотря на эти крестьянские университеты, братья росли живыми и любознательными. Помогали родителям по хозяйству, ездили верхом на лошадях, бегали в лес по орехи, летом купались на речке и удили рыбу...
Сыновья крестьянина, по образованию военные фельдшера. Они одновременно учились в киевской военно-фельдшерской школе. В семье приказчика полтавской помещицы фон Рот, отставного солдата Михаила Кондратьевича Губенко, прослужившего в русской армии 20 лет, было 17 детей.
После Остап Вишня вспомнит:
«...родители были ничего себе люди. Подходящие. За двадцать четыре года совместной их жизни послал им Господь всего-то семнадцать детей, ибо умели они молиться милосердному... Появился я на свет вторым. Передо мной был первак, старший брат, опередил меня года на полтора». Был это Василь.
Василь Чечвянский участвовал в первой мировой войне. В 1917 году перешёл на сторону революционно настроенных солдат. В гражданскую войну – интендант Первой Конной армии. После возглавлял в Ростове-на-Дону санитарную службу Северо-Кавказского военного округа. В 1924 году демобилизовался, занялся литературной работой.
«После ареста Остапа Вишни в декабре 1933 года, – вспоминал сын Василя Чечвянского Виктор Васильевич Губенко, – отца перестали печатать. Семья начала бедствовать. Отцу не давали работать. Он даже не мог под своим именем опубликовать хоть строчку. Всё написанное отдавал друзьям, и те, напечатав его фельетон или статью за своей подписью, гонорары отдавали отцу.
За отцом установилась постоянная слежка. Отец даже в шутку говорил маме: „Теперь я никогда не потеряюсь! Выглянь, шпик токует под окнами. Всегда провожает на работу, встречает с работы. Теперь я и под машину не могу угодить. Я всегда под надёжной опекой!“»
И в это время... Тут нельзя не привести строки из книги Натальи Шубенко «Неизвестный Харьков»:
«К середине 30-х романы Ильфа и Петрова были переведены на множество языков – редкий случай популярности при жизни. Среди них есть и столь экзотические, как румынский, хорватский, македонский и даже хинди. Отсутствовал, как ни парадоксально, перевод... на украинский. Пытаясь решить эту проблему, Ильф и Петров в 1936 г. вновь приезжают в Харьков на встречу с писателем Василем Чечвянским. Увы, работе не суждено было осуществиться: через несколько месяцев украинского писателя арестовали и расстреляли как „врага народа“. Впрочем, и сам Ильф держал наготове сумку с двумя сменами белья. А первому украиноязычному изданию ильфо-петровского романа суждено было появиться на свет лишь спустя 35 лет после этой встречи».
«Опекунство» органов длилось до 2 ноября 1936 года, когда Чечвянского арестовали.
Во время следствия жена Надежда Михайловна как-то исхитрилась добиться свидания с Василием Михайловичем. Его вид напугал её. Был он в синяках, измождённый. У неё с болью вырвалось:
– Вася! За что они тебя так?
– Мне, Надя, шьют литературные ошибки... Бьют каждый день...
Но литературные ошибки – это всего-то лишь туманный фон. На самом же деле из него выколачивали признания в причастности к какой-то украинской контрреволюционной националистической фашистско-террористической организации.
15 июля 1937-го его расстреляли в Киеве.
Ровно через месяц 15 августа появляется оперативный приказ №00486 наркома внутренних дел СССР:
«С получением настоящего приказа приступить к репрессированию жён изменников родины: имеющие грудных детей немедленно отправляются в лагерь без завоза в тюрьму вместе с детьми, откуда дети при достижении 1-1,5 лет передаются в детские дома НКВД.
Арестованные дети комплектуются по группам так, чтобы в один и тот же детдом НКВД не попали дети, связанные между собой родством или знакомством.
При аресте жён их дети старше 1-1,5 лет изымаются. На каждого ребёнка старше 15 лет заводится следственное дело, и дети направляются в детские приёмники отделов трудовых колоний НКВД.
Имущество арестованных жён конфискуется, квартиры опечатываются. Операцию закончить до 25 октября 1937 года».
Жену Надежду Михайловну – она служила медсестрой ещё в Первой Конной армии у Будённого – «уложили» в срок. Её арестовали 3 октября 1937-го как члена семьи врага народа, а детей, двух малолетних сыновей Павла и Виктора, упекли в детприёмник при тюрьме, где она сидела, ожидая суда.
В квартиру же Чечвянских со всем их имуществом барином въехал мозолистый труженичек НКВД.
А Павла и Виктора выпихнули в мелекесский детдом НКВД на Волге.
Надежда Михайловна получила восемь лет «отдалённых лагерей». И когда её везли в теплушке по этапу в сибирскую глушь, на одной станции она кинула в толпу на платформе письмо с адресом сестры Лидии Михайловны, жила в Ростове-на-Дону.
В письме была одна мольба: «Сеструшка! Спасай моих сыновей! Забери их из каторжного детдома к себе».
И Лидия Михайловна поехала в Мелекесс.
Павел и Виктор стали жить у неё. Началась война. Павел – он был старший – ушёл на фронт и матери так и не увидел. А Виктор дожил у тёти, пока не вернулась из тюрьмы Надежда Михайловна. Сама же Лидия Михайловна позже сгибла в лагерях неизвестно где...
