Клошерон предпочел бы иметь дело с кем-нибудь из этих неуклюжих, грубых, горластых американских атташе, которые глушат виски литрами и курят сигары.
— Некрасиво… — повторяет американец. По его голубым глазам ничего не угадаешь. Когда американец вошел, элегантный, в строгом костюме из серого твида, Клошерон заметил, что он хромает. И еще подумал, что он наверняка еврей.
Немец — тот совсем из другого теста. Баварец. Американца ненавидит. Толст и явно нервничает. В сущности, положение немца не менее щекотливо, чем у тех, кого представляет Клошерон.
И немец, и американец явились не одни. Чтобы устроить эту встречу, пришлось прибегнуть к тонким дипломатическим уловкам и помощи специалистов-посредников. Они тоже присутствуют на встрече — этакие третейские судьи. Оба они сидят в сторонке с папками на коленях, с виду безучастные, на самом деле очень внимательные и настороженные. Скажи, что посредники представляют здесь одну из самых крупных и известных бельгийских юридических контор, они решительно это опровергнут. Естественно. Сегодняшняя встреча — не тот случай, когда можно болтать направо и налево.
Толстый немец нервно ерзает в кресле. Он говорит, что должен проконсультироваться со своим правительством. Американец понимающе кивает: фирма, которую представляет немец, чрезвычайно влиятельна.
— Никто вас не торопит. Главное — прийти к взаимному согласию. Естественно, многое, я бы даже сказал, очень многое зависит от хозяина дома.
Американский джентльмен одаряет улыбкой месье Клошерона. Когда американец улыбается, вокруг глаз у него набегает множество морщин. Но глаза остаются холодными.
Платок в руке швейцарца превратился во влажный комочек. Он бросает его под кресло и нервно поддергивает штанину. Ему, а не Проккьо и его хозяевам приходится иметь дело с этими людьми. «Нашим» хозяевам, мысленно поправляет себя он.
— Ну разумеется, к взаимному согласию. Для этого мы и собрались. — С этими словами Клошерон берет бутылку виски. Немец протягивает свой стакан, из которого уже отпил половицу. Американец с вежливой, ничего не выражающей улыбкой на изборожденном морщинами лице отрицательно качает головой.
Гости прибыли в Пюйи, на виллу Жан-Ива Клошерона одновременно, словно сговорились. Но американец приехал из Парижа, а немец — из Бонна.
Уже несколько часов сидят они, запершись в большом кабинете с двумя огромными, во всю стену, окнами. Каждый прихватил с собой пачку документов, которые переходят из рук в руки. Американец то и дело что-то в них зачеркивает и подчеркивает тоненьким серебряным карандашиком. И всякий раз у швейцарца выступают на лбу капли пота. По его приказанию лакей приносит бутерброды. Американец лишь надкусывает один и просит глоток минеральной воды.
Подождав, когда остальные набьют себе рты, он делает первый выпад:
— Мы не заинтересованы в том, чтобы итальянцы и немцы заключили контракт на производство новых «гепардов». Даже сам факт, что нам об этом ничего не известно, в конце концов не так уж важен. Он свидетельствует лишь о бездарной работе некоторых наших служб, не более. Нас интересует другое: что вы намерены дать нам взамен.
У Клошерона кусок застревает в горле. Немец едва не захлебывается огромным глотком пива.
Американец поднимается и подходит к окну.
— Я не намерен вас торопить, — продолжает американец, направляясь прихрамывающей походкой к столу и усаживаясь напротив швейцарца. — Но не исключено, что в скорейшем достижении соглашения — соглашения, как вы выразились, взаимного — заинтересованы и ваши друзья. Всем понятно, надеюсь, что время очень дорого. Мы уже приняли кое-какие контрмеры, и вашим друзьям, конечно, они придутся не по вкусу.
Чтобы попасть на площадь дель Джезу с площади Венеции, нужно проехать по улице Боттеге Оскуре, где стоит здание ЦК компартии; если ехать по ней дальше, никуда не сворачивая, она приведет на площадь Святого Петра, где резиденция лапы римского. На площади дель Джезу, в высоком здании с двумя колоннами у входа, штаб-квартира христианско-демократической партии. Посетителей встречает один оплачиваемый партией дежурный. Зато на площади постоянно стоит огромный бронированный фургон с дюжиной полицейских в полной боевой готовности. Если хорошенько посчитать, полицейских здесь даже больше, чем перед зданием правительства — Палаццо Киджи.
Министры прибывают сюда по одному, их бронированные лимузины с крепкими ребятами за рулем стоят у подъезда. Это, пожалуй, единственный признак, по которому наблюдательный человек может догадаться, что в здании с двумя колоннами происходит нечто важное.
О совещании официально не сообщалось. Кого нужно обзвонил один из помощников председателя совета министров.
Участники встречи собрались в просторном зале, примыкающем к кабинету генерального секретаря партия. За длинным столом рядом с министрами расселись лидеры фракций, члены секретариата, несколько персон, не занимающих никаких постов, но весьма влиятельных, группа экспертов. Встреча проводится в самом узком кругу. На почетном месте — национальный председатель партии, которого предупредили о совещании за несколько часов до его начала.
Все, кто собрался сейчас за столом, подсознательно сгруппировались: «американофилы» сели по одну сторону стола, «германофилы» — по другую. В зале царит предгрозовая атмосфера; у одних лица нахмуренные, у других — растерянные.
Председатель совета министров слегка постукивает пальцем по сводке, которую, как обычно, рано утром по газетным материалам подготовило его пресс-бюро.
Этот человек редко выходит из себя. Вот и сейчас он говорит спокойно, будто с ленцой.
— Да простит меня коллега из министерства обороны, но сегодня утром я сам связался со штабами. В ВМС и ВВС весьма обеспокоены, как бы модернизация «гепардов» не отразилась негативно на их бюджетах, и требуют созвать Верховный совет обороны. Они хотят пересмотреть распределение ассигнований. Не стану скрывать, что я тоже удивлен. При всем моем уважении к самостоятельным решениям, я бы не хотел, чтобы меня ставили перед свершившимися фактами. — Председатель совета министров поднимает глаза, ожидая, что кто-нибудь выскажется, но поскольку все молчат, он, вздохнув, продолжает: — Друзья и коллеги, возможно, вы не вполне отдаете себе отчет в сложившейся ситуации. Мы не можем заявить общественности, будто нам ничего не было известно о контракте между «Эндасом» и немцами. Это затронуло бы честь правительства и вынудило бы нас назначить весьма неприятное расследование. Вы, я думаю, прекрасно понимаете, сколь опасно расследование подобного рода; в нынешней политической обстановке оно может расползтись, как масляное пятно.
Последовавшая за сим многозначительная пауза заставляет высказываться.
— Этого нельзя допустить! — взрывается министр иностранных дел. — На нас и так уже со всех сторон нападают из-за военных заказов. Нашим противникам только это и нужно.
— Однако чтобы выработать линию поведения, — твердо говорит председатель совета министров, — следует кое-что прояснить. Для того я и созвал наше… неофициальное совещание.
Оба «фронта» бдительно следят друг за другом. До сих пор никто не касался вопроса об
