отношениях с немцами или с американцами: в этом не было необходимости. Эксперт, которого вызвал министр государственных участий, не отрывает глаз от стола. Уж кто как не он может дать необходимые разъяснения, но своей блестящей карьерой он обязан тому, что всегда умел вовремя промолчать.
Снова воцаряется молчание.
А потом вдруг все начинают говорить разом.
Американец с седыми волосами и голубыми глазами говорил так долго, что у месье Клошерона пересохло в горле. Толстый немец попросил разрешения сделать пару звонков и заперся на целый час в соседней комнате: вел переговоры с Бонном. Было слышно, как один раз он даже сорвался на крик. В кабинет он возвратился весь взмокший, но лицо его утратило прежнюю напряженность. Пожав плечами и ни на кого не глядя, он произнес «Jа»15.
Месье Клошерону звонить некуда. Его облекли полномочиями и тем самым переложили на его плечи весь груз ответственности. Переговоры он ведет со свойственной ему ловкостью, ухитряясь урывать понемногу отовсюду, и надеется, что его доверители будут удовлетворены, поскольку все могло обернуться значительно хуже. В сущности, в результате «дружественного» соглашения они потеряют меньше миллиардов, чем уже вложено. Так он, по крайней мере, думает. Но при всем том месье Клошерон испытывает страх, от которого у него громко урчит в животе.
Ровный голос американца отрывает месье Клошерона от невеселых дум.
— Естественно, мои друзья должны быть уверены в доброй воле лиц, которых вы представляете. Речь идет не об отсутствии доверия. Просто доказательства доброй воли с вашей стороны смягчили бы многие проблемы, которые могут возникнуть в будущем. Вы меня понимаете. Нам нужно хотя бы одно доказательство. Любое. Но надежное.
Буря в животе месье Клошерона несколько утихает, когда он наблюдает, как машины гостей отъезжают от виллы: одна — в Париж, другая — в Бонн.
Подайте им доказательство доброй воли! Крови они жаждут — вот чего. Вендетта, иначе это не назовешь.
Пока он набирает номер, к урчанию в животе добавляется сильная изжога от бутербродов и слишком большого количества спиртного.
— Надо, чтобы кто-то занялся этим делом всерьез, не то все мы потонем в дерьме, — говорит он, обращаясь к стенам, к сверкающим витражам, к зеленому холму, как бы раздвигающему горизонт, отчего парк кажется огромным.
Совещание на площади дель Джезу заканчивается. На этот раз спокойный тон и дипломатические маневры были действенны лишь первые двадцать минут, пока их не смял яростный шквал взаимных обвинений. В довершение всего перед самым концом заседания рассыльный принес вечерние газеты, которые непомерно раздули историю с закрытием двух заводов в Калабрии, забастовкой и рабочей демонстрацией в Реджо.
Ни к какому соглашению они так и не пришли. И ничего такого, чего бы они не знали раньше, не услышали.
— Кто-нибудь должен заняться этим делом всерьез, не то все мы потонем в дерьме, — произносит председатель партии, обращаясь ко всем и ни к кому.
Он человек мягкий, прекрасно воспитанный, набожный. Никто и никогда еще не слышал от него столь вульгарных выражений.
11
У генерала Страмбелли есть привычка выщипывать волоски из носа жениным пинцетом.
Когда генерал выходит из ванной, жена, брезгливо морщась, протирает свой пинцет спиртом. Пончик начинает ее раздражать. Иной раз он ведет себя просто по-свински.
В это утро операция выдергивания волосков кончилась для генерала плачевно: он сделал неловкое движение и больно поранил слизистую оболочку. Даже кровь пошла. Генерал остановил кровотечение специальным тампончиком, но его нос, и без того толстый и широкий, раздулся еще больше.
Пока шофер везет генерала во дворец Бараккини, где назначена пресс-конференция, он, то и дело хмурясь, осматривает себя в зеркале заднего вида: нос-то болит. Хорошо еще, если не прядется сморкаться. Генерал совершенно не выносят боли.
Как и заданий, подобных сегодняшнему. Он его боятся. От страха у генерала вздувается я твердеет живот. В приемной его уже ждут заместитель начальника генерального штаба, начальник службы связи с прессой, секретарь министра, несколько офицеров, штабной генерал и начальник береговой службы. Текст речи, с которой Страмбелли должен выступить, заготовлен еще вчера, начальник службы связи с прессой раздал журналистам ее копии. После краткого обмена мнениями о последних событиях все направляются в конференцзал; вид у генерала мрачный — нос еще болит. Он осторожно прикасается к нему, чтобы проверить, не увеличился ли отек.
За длинным десятиметровым столом его уже ждут журналисты. Некоторые поднимаются навстречу генералу, чтобы пожать ему руку. Паоло Алесси сидят в конце стола: в ответ на его улыбку Страмбелли сдержанно кивает.
— Господа… — произносит генерал, нему кажется, что все смотрят на его нос. Он так и не может собраться с мыслями и механически зачитывает заранее подготовленный текст.
Председатель совета министров намерен в ближайшее время отправиться с визитом в Соединенные Штаты. Цель поездки — обсуждение вопросов общеполитического характера, но одна из главных задач — разработка нового стратегического курса, который предполагает стандартизацию вооружений в странах-участницах блока.
Алесси не спускает глаз с генерала, его нахмуренного лба. Итак, война между западногерманским и амеряканским военно-промышленными комплексами завершается очередным компромиссом.
Страмбелли продолжает читать. Голос его становится все тверже и увереннее. Тысячи новых рабочих мест, приток валюты, резкое повышение платежного баланса, подготовка квалифицированного инженерно-технического персонала, престиж страны… Новая, более благоприятная расстановка сил в НАТО. Под конец генералу уже кажется, что отек в носу стал спадать и боль как будто утихла.
Журналисты задают вопросы. Немногочисленные, главным образом технического свойства: почти все они заранее согласованы с редакторами журналов, близких к министерству стороны. Начальник службы связи с прессой договорился с доверенными лицами: если какой-нибудь журналист вздумает задавать безответственные и провокационные вопросы, они должны вмешаться, чтобы разговор не принял нежелательного оборота.
Но в этом нет необходимости — все идет гладко, и довольно скоро большая часть журналистов направляется к выходу.
Алесси тоже собирается уходить, но начальник службы связи с прессой задерживает его:
— Вы не очень торопитесь? Погодите, по-моему, генерал хотел поговорить с вами.
Завершив церемонию прощания, Страмбелли подходит к Алесси, когда в зале уже
