говорили:
— Надо же, а я порол этого сорванца в пятьдесят четвертом, когда он стянул из нашего буфета банку варенья. Вы же знаете, как моя Симочка варит абрикосовое варенье?
Две группы армянских челноков уже благополучно приземлились на палубу нашего микроавианосца и самостоятельно (чем пассажир и отличается от стального уголка в лучшую сторону) загрузились по ангарам со всеми своими простынями, электродрелями, телевизорами, женами, двоюродными тетками и видами горы Арарат в лунную полночь (холст, масло, 60 на 80, кисти неизвестного таможне художника). Путь от Одессы до Белгорода челноки благополучно преодолели по шпалам. Возвращаться к старту по морю желанием они не горели.
Старпом же наш, Серега Витальевич, был в трансе от одной мысли о неизбежном заходе в Одессу-мать. В заверения Альбертовича о том, что в городе-герое у него схвачено все, вплоть до пограничников, Серега верил слабо. А нам с боцманюрой было фиолетово: все имевшиеся в распоряжении советские дензнаки мы уже перевели в жидкую валюту с закрутками, и сокрыли от таможенного контроля в надежном месте.
— Я, например, давно в Одессу именно первого апреля хотел попасть, — нагло заявил боцманюра, цыкая зубом.
— Будет вам еще юморина, — мрачно пообещал старпом. Шаман. Как в воду накаркал.
Привязались мы действительно у морвокзала. Но связи Альбертыча были здесь ни при чем: наш родной капитан постарался. Хотелось ему предстать перед одесскими корешами в новом качестве кооперативного моряка. Это сейчас все плюются, а в описываемый астрономический год, это звучало гордо, как победный рапорт в ЦК о вырубленном под корень винограднике. Кореша были заблаговременно извещены на шестнадцатом канале УКВ, а представительскую картошку капитанская буфетчица Светка начала жарить еще на траверзе Большого Фонтана.
Серега помрачнел еще больше. Похоже было на то, что вся тяжесть битвы с одесским портнадзором падет на неокрепшие старпомские плечи.
А нам с боцманюрой что? Лишь бы швартовка с ужином не совпала. Юриковой автономности только-только от вечернего чая до ужина и хватало. Ростом два ноль пять между перпендикулярами и соответствующего водоизмещения был юноша.
Швартуемся, значит. По корме — пассажир «Шаляпин». По носу — учебный парусник 'Дружба'.
Орел наш Зюзькин на мосту при всем параде красуется, как Д'Артаньян на своем сивом мерине при въезде в Париж через триумфальную арку. При всех делах: погоны, жетон капитанский, фуражечка по последней ллойдовской моде — вертолет посадить можно.
Эффектно так, между двумя затяжками мальборины:
— Подать носовой!
Гаркнет и пепел стряхивает на публику. А мы на палубе под чутким старпомовым руководством кувыркаемся.
Точно — юморина в Одессе. Юмористов ряженых на нашу швартовку поглазеть изрядно набежало. Одних маскарадных моряков в тельняшках человек пять было. А конец наш принять и некому. Наконец Юрец все-таки высмотрел одного внушающего доверие дедулю в маскарадной же мичманке с плоским козырьком. Такой фасон как раз на смену треуголке Де Рибаса пришел.
— Дедуля, прими конец, если не шутишь! — крикнул и грушей легости прямо под козырек ему и засветил. Снайпер. Хорошо — не молотом, как привык. Он у нас в детстве метанием молота в сборной Союза баловался. Цирк!
А Зюзькин наш, как увидел подбитого старичка, запереживал-забегал по крылу мостика. Сигарету не тем концом в рот сунул даже.
— Вот и юморина начинается, — пояснил старпом.
Откуда ж Спортсмен мог знать, что подбитый им старичок окажется старейшим одесским портнадзирателем с колокольной фамилией Герцен?
Да, вот тебе и треуголка! Хорошо еще портнадзиратель совсем не мстительным старичком оказался. Всего три раза заставил пожарную тревогу сыграть и учебный пластырь в районе сорок третьего шпангоута завести. Первый раз я олимпийца нашего в таком загнанном состоянии видел. Это тебе не молотки на трибуну швырять на Играх Доброй Воли.
— Если этот Добролюбов еще хоть одну тревогу сыграть задумает, это будет 'человек за бортом', — мрачно констатировал боцманюра. И я ему почему-то сразу поверил.
Но Герцен вам не Глеб Успенский. Прочувствовал он этот момент. И переключился на более безобидные проверки. Радисту от него еще и послабление вышло:
— Начальник радиостанции погиб, — первым делом проинформировал он, поднявшись в рулевую рубку. Так что педали шлюпочной радиостанции штурмана сами крутили, как умели.
Нет, приятный все же дедуля оказался, начитанный. О летающих тарелках со старпомом побеседовал, об экстрасенсах. Только как на экзамене: всё на листочке промахи старпомовы отмечал:
— Вот тут, молодой человек, позвольте с Вами не согласиться. Алхимия вовсе не лженаука, возможно предкам нашим действительно был известен холодный термоядерный синтез. А свинец, между прочим, в периодической таблице Менделеева соседствует с золотом. Всего-то одного протона в ядре ему недостает, чтобы золотом быть. Так что отбрасывать идею философского камня было бы преждевременным…
— Так, ЗРБ-40 у Вас, молодой человек, просрочены. Интересно отметить, что древние китайцы изобрели порох именно для целей пиротехники. Великая нация. Фарфор, банковское дело, бумажные купюры, газета, компас — все от них. Кстати, на таблицы девиации Ваши взглянуть хотелось бы.
Вежливый, эрудированный старичок. И с чего это старпом его нам в таких вампирских тонах обрисовал накануне?
— Ну, я думаю, пока достаточно, — подвел итог старичок исписав до корки свой листик, оказавшийся актом инспекторского осмотра судна. Нет, он мог бы продолжать еще, но уже на манжетах. На листе потребительского формата замечаний уместилось не так уж и много: всего 19. Причем четыре из них требовали постановки в док.
— Молодой человек, я еще с пятьдесят седьмого года не моряк, а государственный чиновник, — отвечал Герцен на все призывы к морской солидарности и проявил твердость даже при виде гречки и майонеза, по ошибке засунутых старпомом не в свой портфель.
— Мое дело — чтоб Вы тонули по правилам. Я понимаю, что река-море. Да, вызывайте Регистра. Если он утвердит, я отзову свой акт в официальном порядке. Кстати, сегодня ведь не моя вахта. Я на огород ехать собирался. Но капитан порта позвонил мне домой и попросил лично проверить, что там за херсонцы пришли.
— А Нострадамуса Вы, молодой человек, читали невнимательно. Он предсказывает падение восточной деспотии именно на 73 год существования. Ну, до конца года не так уж и много осталось. Доживем — увидим. Напомните мне при следующей встрече.
Видимо, Герцен считал, что заданный им объем работ, мы осилим никак не раньше Нового года.
Ужин запаздывал. Все камбузно-буфетные силы были брошены на обслугу двух идущих параллельными курсами банкетов 'на посошок'. В Зюзькинской каюте звучали тосты за семь
