футов под килем: Зюзькина провожали на Пирей квалифицированные моряки. В апартаментах Бизнесмена Альбертовича пили больше за шоб море было гладким, и шоб не качало. Ни наш фрахтователь, ни наш судоводитель, похоже, не придавали особого значения факту потопления нашего стотрубного линкора метким огнем комендора Герцена. Оба юбиляра всем своим видом выражали презрение к каким-бы то ни было перепалкам с портнадзором. Так генерал Милорадович завтракали на батарее Раевского в разгар французской атаки. Или на Багратионовых флешах?
Один лишь старпом страдал «меланхолией и гиппохондрией», достойной Барклая де Толли.
— Никуда мы отсюда не уйдем, — мрачно сообщил он нам с боцманом. Голос его звучал убежденно, как у героя Шукшина, сражавшегося за Родину.
— Спортсмен, я знаю, что у вас есть. Сгоняй. В счет будущих доходов.
Мы с боцманюрой переглянулись и решили отказать. Но потом глянули на старпома и решили уважить. Черт с ней, с бутылкой, спишем на накладные расходы. Зато сковороду картошки Спортсмен, пользуясь случаем и географической близостью к камбузу, очень удачно зацепил.
— Всё из-за кед этих, — сказал Серега.
— Обычных, с резиновой подошвой, — пояснил он, зажевав.
— В Александрии на причале в футбол я в них с херсонцами играл на последней плавпрактике.
Старпомами не рождаются. И наш в свое время был курсантом, носил штаны без гульфика, и врубался в науку, утверждающую, что кратчайшее расстояние между двумя точками — вовсе не прямая. Это необразованные железнодорожники могут себе позволить двигаться по прямым, как курс партии, рельсам. Уважающий себя моряк пойдет по дуге большого круга.
Серегина дуга большого круга начиналась в одном престижном районе города-Киева и шла через Одессу на Тикси, Остров Свободы и Александрию. Он уже был курсантом выпускного курса, когда футбольной команде учебного судна 'Профессор Миняев' подвернулся под бутцу тот херсонский 'сормовский'.
Херсонцы не оказали достойного сопротивления, однако в послематчевом пивном туре полностью реабилитировали себя и Херсон. Вот тут Серега и узнал о наличии в природе такой организации, как ГУРФ, со штаб-квартирой в Киеве, на Подоле. От Серегиной штаб-квартиры получалось чуть больше пяти трамвайных остановок, без пересадки. ГУРФ, оказывается, во всю бороздил просторы солнечной Средиземки, не размениваясь на всякие Кубы, Анголы и Мозамбики. Италия у херсонцев уже в печенках сидела.
— Ничего, уж мне-то не надоест Венеция, — решил Серега.
Он понял, что не остановится даже перед тем, чтобы пойти на поклон к своему номенклатурному отчиму, только бы распределиться в вожделенный ГУРФ по блату. Хотелось испытать на себе надоедливость Греции и Франции, черт возьми.
Уже в Босфоре, под мостом, когда бросали за борт монеты (чтобы визу не закрыли), Серега еще раз загадал распределиться в ГУРФ и для солидности присовокупил к горсти мелочи свои старые кеды, лопнувшие в историческом матче в Александрии.
— Сергей, ты делаешь ошибку, — предупредил номенклатурный отчим двумя месяцами позже.
— Ну, есть у меня друзья в твоем ГУРФе, но по-моему, это — речники. За рубеж они не плавают.
— Папа, первый и последний раз в жизни я обратился к тебе за помощью, а ты и тут не можешь обойтись без нравоучений. Я лично пил пиво на ГУРФовском пароходе в Египте, — отмахнулся Серега.
Дуга большого круга замкнулась.
О том, что папа был прав, Серега стал догадываться в первый же день работы в ГУРФе.
— Инна, опять они нам 'морское судовождение' прислали! Что с ним теперь делать? — радостно встретила его инспектор по кадрам.
Курсантская смекалка подсказывала Сереге, что незнающая женщина имела в виду не морское судовождение в целом, а одного конкретного его представителя.
Смекалка не подвела. Первую зиму Серега провел за сбором металлолома и охраной отстойных барж от забредших по льду рыбаков. Давняя неприязнь ко всяческим рыбакам помогала ему в нелегком труде. (Когда-то, при заходе 'Профессора Миняева' в Херсон, Серега был пойман на танцплощадке превосходящими силами рыбной мореходки, и никакие заверения в непричастности к херсонской 'централке' действия не возымели).
Оказалось, ГУРФ был многоглав, как змий на калиновом мосту. И киевская его голова предпочитала круизы с престарелыми канадцами по Днепру перевозкам стального проката на Геную.
Что же до приписки к Херсонскому порту, то к Херсону приписаны все днепровские суда, выходящие в море. И Запорожье, и Днепропетровск, и Киев. Такие дела.
Серега уже пришел увольняться, когда все та же незнающая кадровичка все так же всплеснула руками и, минуя собственно морское судовождение, обратилась к начальнице:
— Инна, смотри, кто пришел! А ты в Херсоне третьего помощника на морпроводку выпрашиваешь.
Серегина судьба была решена. Он ехал на приемку нового пассажира в Германию. Приемка в Германии и гарантийный ремонт в Югославии были событием в жизни каждого речника. Об этом Серега уже был наслышан. Только ленивый моторист возвращался из рейса без автомобиля. И потом, Германия тоже еще не успела Сереге надоесть. Окрыленный, вылетел он из кадров, расталкивая наглых бортпроводниц в коридоре. Фигушки, его уже было не купить на 'а у вас ширинка расстегнута' (после шести лет в клешах, он действительно иногда забывал ее застегивать).
Кстати, вы не забыли о кедах?
Вылет окрыленного Сереги из кадров пришелся на 10.30 по Москве, рейсом за 15 марта. Не знаю, кто был диспетчером в тот злополучный день, но именно в 10.30 же, на ту же посадочную полосу заходила огромная мартовская сосулька, рейсом от козырька крыши. Серега отделался сотрясением мозга с двухнедельной госпитализацией. В Германию он не долетел.
Пароход он 'принимал' уже в Питере, и не помощником капитана, а рулевым. Речной капитан Непыйпыво с церковно-приходским дипломом решил укомплектовать все вахты рулевыми с высшим морским образованием. Для коллекции. Помощником у Непыйпыва, кстати, тогда был наш родной Зюзькин, разжалованный из капитанов морпроводки во вторые у первого же речного буя.
— Ничего, Серега! — ободрил он своего высокообразованного рулевого.
— Я тут задвинул идею, наука ленинградская на волновые испытания должна приехать. Откроют нам Стамбул — будут они со своими калюжными дипломами причалы мести.
В ожидании обещанных волновых испытаний Серега успел закончить экстерном курсы красных речников, вырасти из рулевых до четвертого, третьего, а потом и второго помощника, жениться на бортпроводнице, родить двух детей, окончательно разругаться с номенклатурным своим папой и переехать к теще в пригород. Когда же наконец свершилось, и питерская наука в очках и с аппаратурой месяц гоняла их пароход по Черному морю в поисках четырехметровой волны, открыли им почему-то не Стамбул, а Крым до Ялты и Севастополя.
