Всё для тебя, рыбак. Даже в небе — и то 'горит, горит, гори-и-ит звезда рыбака.'
Только рыбу стране давай взамен.
Песцы на зверофермах чахнут. Куры без рыбной муки нестись отказываются. Торгсины план без твоих бонов бумажных не вытягивают, не знают, куда мохеровые кофты и люрексовые косынки складировать. Лови рыбу-фиш, рви пай под жвак, до установленного министром рыбного хозяйства потолка. Это сейчас — черта бедности, а тогда о черте богатства больше беспокоились. Нехорошо, если матрос-уборщик на пай получит больше, чем министр. С секретаршей и замами впридачу.
Привыкаешь к такой жизни, втягиваешься. Да и скучно не было. Промысел — это ж не один среди волн, как Чичестер. Ночью выйдешь на палубу — сплошные огни кругом. Ялта так по ночам не светилась, даже когда ещё перебоев с электричеством не знали. На прямой видимости, на пятаке двадцать на двадцать миль, до ста двадцати пароходов вертится, рыбу ловит.
Не только наши. И мурманчане, и западники, и дальневосточник, глядишь, забредёт с другой стороны шарика. Поляки, кубинцы, испанцы с марокканцами тут же тралят поперёк курса, на свал так и норовят тебя спихнуть. Япошки — эти с тралом не утюжили. Всё прибамбасы какие-то. Не джигер, так ярус. Кошелёк на худой конец. Им сардина и на наживку не надь. Тунец давай. Кальмар — карасо.
Две вахты отстоял, в рыбцеху четыре часа подвахты шкерочным ножом помахал, с народом заодно пообщался, кино про поющую женщину десятый раз посмотрел — и на боковую.
Сон после рыбцеха — младенческий.
Воздух — морской, целебный.
Жратва — от пуза. Деликатесы рыбные — в любое время суток. От кальмара с каракатом — несварение в членах наступает.
Трал переработали, второй пошёл, третий в уме, — глядишь и полный груз мороженной продукции — уже в трюмах, при минус двадцати зябнет.
Груз на рефрижератор транспортный, 'сквозняк' какой-нибудь севастопольский, сдали, второй — а там и до конца рейса две бани всего осталось.
Дети, и не чужие, а свои собственные, при такой системе работы, правда, очень уж быстро растут. По дочке Никитич заметно скучал. В отношении её мамаши такого за ним замечено не было, а в мелкой — души не чаял. Накупит ей всякой мануфактуры в Пальмасе, нас всё достаёт, вы, мол, помоложе, чё счас девки носят, а чё нет. А мы последнюю девку полгода назад видели, как они при купании голяком выглядят, уже забывать стали, не то что, чего они там с себя перед этим снимают.
Мы, было дело, и издевались втихаря:
— Вот энти вот очёчки, под робота, с лампочками во лбу, очень твоей прынцессе пошли бы. Прикинь, Никитич, ни у одной девки на танцульках таких — гарантийно нет. Все женихи опадают, как кленовые листья под тропическим ураганом, а подруги — желтеют от зависти, как чернобыльские ёлки.
А он возьмёт, и в самом деле у индуса этого очки купит. Тот два квартала за нами бежит, благодарит с поклонами: продать до двадцать первого века не надеялся, а Никитич — доволен, как кашалот после случки в Аравийском море. А ведь точно, таких очков — ни у одной не предвидится.
Мы тогда уже с другой стороны клинья подбивать начинаем. Это ж какой тесть выгодный простаивает. Лет десять уже Вторым. Колбасы, замороженной как мамонтёнок Дима, и вина тропического — на три свадьбы наэкономил уже. Девка — прынцесса, вся в шелках и панбархате. Тратиться на шмотьё не прийдётся. Машина, гараж…
А Никитич нам:
— Вы, мужики, с тёщей будущей сначала познакомьтесь, как я её, змею очковую, знаю. Может, и жениться перехочется.
Непонятный и двусмысленный ответ, прямо скажем. То-ли он нам кобру свою вместо дочки сватает, то-ли от крупных жизненных ошибок, как змеелов со стажем, предостерегает. То-ли очки эти куплены совсем не для дочки, и — с намёком.
Такие дела.
На отходе Никитич больше харчами по-привычке занимался. Уж он-то эту кухню… Тушёнки на базе нет? А если…
Что 'если' — это уж его, Никитича, профессиональная тайна. Напиши, что именно, все капитаны назад во вторые побегут. При харчах по нынешним временам — куда надёжнее.
Короче, не только провизионка с артелкой, и трюм харчами на отходе забит был. Рефмеханик бухтел конечно: это ж ему ещё и трюм весь переход до Африки охлаждать. Кэп даже засомневался, стоило ли. Действительно. Только на переход взять, а там выскочил, порыбалил — и снова в порту. Прибрежный лов всё-таки. Он и в Африке — прибрежный.
— Не знаю, Фёдорыч, какой там лов предстоит. Лов — ваше капитанское дело и головная боль. А вот стол — моё. Охлаждать — не яйца высиживать. Я и старпомом-то, может, пойти согласился только потому, что на вашем 'супере' второго помощника в штатном расписании не предусмотрено.
А оно и правда, из рядового состава — один поварёнок Витька. Все — комсостав. Радист, рефмеханик, механик электрический — на руле стоят, а боцмана тоже к рядовому составу не отнесёшь. Сократили экипаж — дальше некуда. Но это на переходе тяжеловато при двусменной вахте, а в прибрежном лову — вроде как и ничего. Если, конечно, все — рыбаки, и бобинцы от кухтылей отличают. С Маркони, правда, сомнения были. Но тралмастер у нас был опытный, не одного оболтуса, только из-за парты, дырку с дыркой связывать обучил. Чем радист от оболтуса в этом смысле отличается?
Короче, дошли мы до этой самой Африки в лучшем виде. Даже краску на бортах ржавчина побить не успела. Погода на всём переходе — как в Останкинском пруду на заставке центрального телевидения.
Хлебом-солью не встречали, но быстренько в порт завели, фирмач московский, на лбу штамп 'оплачено ВЛКСМ' ставить некуда, с местным своим компаньоном на джипе на причал прикатили, два ящика гуляющих джонов с барского плеча на экипаж выставили, а кэпа со старшим механиком — с собой увезли. То-ли комсомолец этот пожизненный решил сделку с сафари совместить, то-ли деньги предпочитал хранить не в банке, а в кейсе. Наличными.
Мы бы лично, и в банке не отказались бы. Мороки с ней, конечно. Объясняй на всех границах, что эта зелень — никакие не огурцы, и карантинному контролю не подлежит.
Никитича кэп тоже хотел с собой в джип впихнуть, но тот отказался.
Во-первых, быстрой езды между пальмами не любил с того момента, когда врезался в неожиданно выросшую перед его 'жигулём' ёлку.
Во-вторых, плавок с собой не брал в рейс, а их на буржуинской вилле черти черномазые обязательно заставят в бассейн сигать, как при проходе экватора.
И в-третьих, должен на пароходе хоть один вахтенный штурман даже в порту про запас быть. Приливы здесь — вон какие.
Короче, решил с народом и гуляющими джонами оставаться до конца.
Девятью месяцами позже даже эта его солидарность о-о-оченно нам пригодилась. Но всё по-порядку. Не мериканцы, чтоб сначала закусывать, а потом, значицца, пить.
Всё объяснилось в тот же вечер. Или на следующее утро, если по московскому времени.
