До захвата не дошло: штивало изрядно.
— Откуда и куда следуете? Почему не отвечаете на вызывном канале? — мегафоном погранец ограничился.
Как ему объяснишь, что у нас всю вахту то цирк куда-то уезжает, то белые вороны по рубке летают?
— 93-ий, следуем из Батуми на Херсон, — отвечает Родион как положено.
— А рыбки не дадите? — решил отработать учебную задачу до конца погранец.
— Только чаю.
— Индийского?
— Индийский возить нам район плавания не позволяет, — Родион ему отвечает. И Панину:
— Как у вас в ВМФ? По глобусу Грузии зачеты сдают?
— Да что с него взять? Лейтеха… — махнул рукой Панин.
Уж мичманюга наш после встречи с рыбаками, хоть и с мандариновыми, не поплелся бы границу охранять натощак. Взял бы все, что дают, не морща аристократический нос.
А Дед Витька:
— Ты видел, как
Вышки на Родионовой вахте проходили.
Понатыкано их уже в море под Тарханкутом, как в Персидском заливе. Только что никакие иракцы по ним ракетами не шмаляют. И нефти нет. Все никак не добурятся. А так — один к одному.
— Знаешь, Пашка. Похоже, он уже шмотки пакует. Брал я у него справочник капитана, вернуть попросил, — Родион говорит.
— Это что, — говорю.
— Панин гранату на месте не нашел. Кто ее запаковал?
— Всех я уже поспрошал. Ты последний. Мы думали…
Зло меня взяло. Взрослые ж мужики. Еще чего думали? Мнется Родион.
Тогда я ему и выкладываю, чего еще.
— Так ты знаешь? Я ж просил и кубанцов, и механиков…
— А никто и не говорил. Вас только посылать с печальной миссией о смерти мужа помягче сообщить: 'Здесь живет вдова Иванова?' Раз он именно так и сказал, значит точно ничего не было. К его словам капитанскую поправку, 180 градусов, прибавлять надо.
И тут меня наконец прошибло. Поправка!
Я — к столу штурманскому. Вот она — аккуратность в столбик. Восточное склонение. Истинный курс минус склонение плюс девиация… А на листке все по ученому — дельты да сигмы всякие.
Но не обязательно греческий изучать, чтоб плюс от минуса отличить.
Не может быть, чтоб так легко. Я рассмеялся даже. У меня извилина за извилину заворачивается, в Холмса и Ватсона друг с другом играют, филологические теории строят. А вот он — мой письменный документ на такой случай. Справка моя от психиатра: здоров! Реакция на помполитский вирус — отрицательная!
В справочник капитанский он, наконец, заглянуть решил! Так нет же там этого! Это ж даже не молодого матроса справочник ему нужен! Это ж — первый класс, вторая четверть!
— Слушай, Родион, — говорю.
— Заспорим?
— А на то, что под Очаковом гросс-адмирал наш судовождению тебя обучать захочет. Доверит командование судном в узкостях. В лоцмана произведет. Ты уж представительских ста грамм с него потребуй.
— Так у моторной лодки нашей — забровочное плавание, до четырех кабельтовых.
— Кое-кто может об этом не знать, — говорю.
— Ладно, заметано. На шашлыки и пиво по приходу.
О том, что мы мимо маяка Тендровского промажем, как всегда вправо снесет, я пока не стал спорить. Но шашлыки Родионовы — плакали.
Желудочный сок у меня начал вырабатываться, едва Кинбурская коса открылась.
И как Суворов гонял по ней турецкий десант? Коса эта — одно название, что берег. Узкая, как шампур.
— Судно, входящее с моря в лиман, ответьте Лагерному-94! — ожил погранец с Первомайского острова.
До революции назывался он островом Морской батареи.
Во время революции на нем ожидал суда лейтенант Шмидт, который на самом деле был в чине капитана второго ранга. Судили его зачем-то в Очакове. Городе, одноименном с его мятежным крейсером.
— Вобщем, заступай, Родион. Попрактикуйся. Действительно, зачем нам человека со стороны на старпомское место брать? Не боги горшки обжигают. Я на крыле буду. В случае чего подстрахую.
Как тут английским юмористом не будешь? Знал я, что ничего нового тенор наш придумать не в силах, но не так же дословно.
Бог ты мой! Как раз и я, и Кела на мостике, меняемся. А он — слово в слово. Вот что значит хорошо текст отрепетировать.
— До шестого колена канала, я, пожалуй, с закрытыми глазами еще только не практиковался. Мой буксир к Черноморскому заводу пять лет прикомандирован был…
— Извини Радичек, забыл совсем. У тебя ж и жена николаевская? И как? А у меня вот…
Если б он в 'Евгении Онегине' вдруг запел арию варяжского гостя, партнеры по сцене упали бы на задницы более мягко, чем мы с Келой.
На Станиславо-Аджигольских створах Родион вытребовал меня на руль.
— Я по Херсонскому каналу давненько не ходил, в 86 последний раз, когда землечерпалку на Чернобыль буксировал.
Палыч, как и обещал, 'подстраховывал' Родиона на крыле: разглядывал в бинокль баб на прогулочной палубе встречного пассажира. Один раз только действия лоцмана-Родиона серьезно обеспокоили наставника: когда Радик собрался в гальюн по малой нужде.
На Больших Касперовских створах Радик, не отрываясь от бинокля, запросил у своего капитана-наставника технической помощи: глянуть по карте, какой там компасный курс на колене получается.
— Восемьдесят и пять десятых — вычислил в столбик наставник.
— На румбе, семьдесят — доложил я, исправив сразу на десять градусов. Чтоб не цацкаться.
— На створе! — подтвердил Радик. А как же иначе?
Радик посмотрел на меня абсолютно неазиатским взглядом: глаза на лоб что у татар, что у хохлов — одинаково лезут. Соображал Радик быстро, не в пример своему наставнику.
