И как-то само собой все пришли к выводу, что царя, наверно, подменили и надо идти к нему, выяснять. Была собрана внушительная депутация из яицких старшин, направившаяся в ставку Пугачёва.
Возглавлял её атаман-полковник Овчинников, самый авторитетный казак во всём войске. Он склонился перед Пугачёвым, мазнув рукавом по полу, и сказал:
— Не вели казнить, государь-надёжа, — речь его будто вышла из бабушкиных сказок, — но никак не можем мы в толк взять. Это как получается, казаков в солдаты забривают, что ли? — И добавил. — Безлошадных.
— Ох, и сколько же мне бороться с тёмностию народа моего, — как бы обращаясь к Кутасову, произнёс Пугачёв. — Долго. Ох, долго. Никого в солдаты забривать не будет. Будут из казаков батальоны «нового строя». Драться вы, казаки мои, умеете славно. Но кроме этого надо ещё и воевать уметь. Мы теперь не с турком, и не с казахом воевать будем, но жёнки моей блудящей армией. И тут, окромя отваги вашей да удали казацкой, нужна, как воздух, как пули и порох, — Кутасов усмехнулся, но так чтобы никто не заметил, этой цитате, — нужна дисциплина. Без неё, в наш осьмнадцатый век уже никуда. Так что казачьим пешего строя полкам быть. Всё вам понятно, господа депутаты?
— Понятно, надёжа-государь, — за всех ответил Овчинников, и депутаты покинули «царские хоромы».
И вот уже по войску пополз новый шёпоток: «Как воздух, как порох и пули нужны солдаты из казаков». И хоть это и не понравилось казакам, но они добровольно шли записываться в новые батальоны, и несли все тяготы солдатчины и строевой подготовки.
— Ну что, полковник, — усмехнулся Пугачёв, указывая здоровенной булавой на стены Троицкой крепости, — сегодня будет проверка нашим новым батальонам.
— Будет, — кивнул Кутасов, прикладывая к глазам окуляры бинокля. — И они её выдержат.
Со стен крепости вели интенсивный огонь. Пушек в Троицкой крепости было куда больше, чем в Магнитной, а уж пороха и ядер — сколько угодно. И сейчас они вели огонь по армии Пугачёва, взявшей её в кольцо осады. Те же укрылись за габионами от сыплющихся, словно горох, чугунных ядер, а пять взятых в Магнитной крепости «единорогов» били по стене.
— Такую крепость эскаладой не одолеть, — качал головой Пугачёв, — слишком много народу положишь. А долго ещё стену колупать будем?
— Стена хорошая, — ответил ему начальник всей артиллерии майор Чумаков, — на века сложена. Но, мыслю, «единорожцами» нашими за полсуток — сутки управимся.
До того, как стать майором, Чумаков, хоть и был из казаков, служил в артиллерии фейерверкером второго класса, и дело своё он знал туго, как говориться, на «отлично».
— Как пробьём стену, — решил Пугачёв, — первыми в пролом пойдут казачьи батальоны. Проверим, как хорошо их выучили за это время.
— Опасно это, Пётр Фёдорович, — покачал головой Кутасов. — Они меньше двух недель тренировались «новому строю». Многих потерять можем.
— Лучшая учёба, полковник, — сказал на это Пугачёв, — в бою происходит.
Казаки, всё ещё в ставших притчей во языцех крашенных в полковые цвета кафтанах, лишь офицеры получили новое обмундирование, шагали неровными шеренгами к стенам Троицкой крепости. Мимо них свистели в обе стороны ядра — одни врезались в стену, выбивая из неё каменное крошево, другие били в землю или же в казацкие шеренги, оставляя за собой кровавые просеки. Однако привычных к смерти казаков это смущало куда меньше, нежели солдат, набранных из бывших крестьян и рабочих. Казаки шагали через дым и смерть, и пускай шеренги их были не так ровны, как у солдат «нового строя», но зато бесшабашной отваги им было не занимать.
Вот и теперь казачьи батальоны замерли в сотне шагов от стен, мимо свистели ядра, нормально взять прицел бомбардиры со стен крепости не могли — слишком близко подошли казаки. Зато по рядам их свинцовым градом ударили пули. Казаки открыли ответный огонь, но он был не особенно результативен — сложновато стрелять снизу-вверх. Теперь они падали один за другим, кто-то поднимался и стоял, опираясь на мушкет, как на костыль, другие оставались лежать. Однако никто не дрогнул и не побежал под обстрелом, как это иногда случалось с недавно рекрутированными солдатами «нового строя».
— Вот мои молодцы! — гордо махал булавой Пугачёв. — Как там бишь говаривал есаул Забелин, орлы революции! Вот они! Во всей красе своей казацкой!
Спорить с этими словами было глупо.
Наконец, стена рухнула, в ней образовалась брешь. Камни и кирпичи посыпались наземь. И тут же по образовавшейся насыпи под гром барабанов казаки, ломая шеренги, с примкнутыми штыками, ринулись в атаку. Кутасов навёл на брешь бинокль и навёл резкость, чтобы получше рассмотреть, что там твориться. Солдаты гарнизона успели выстроиться напротив намечающейся бреши и достойно приняли удар. Они не успели дать залп по бегущим казакам. Завязалась рукопашная схватка.
— Перевести «единорогов» на левую стену, — скомандовал Пугачёв.
Тяжёлая артиллерия замолчала, и лафеты стали цеплять к передкам. Могучие широкогрудые битюги потащили их, широкие копыта их взрывали недавно подсохшую после весенних дождей землю, за колёсами пушек оставались чёрные следы, в которых тут же скапливалась мутная вода. Рядом с першеронами шагали казаки-бомбардиры, они тянули коней за удила или толкали то и дело застревающие в развезённой грязи орудия. Наконец, «единороги» были расставлены на позиции, к ним подтащили дополнительные габионы, потому что враг, видя передвижения пушек, сосредоточил огонь на этом участке осады. Ядра бились в большие плетёные корзины, наполненные землёй, но вреда «единорогам» нанести не могли. Вскоре «заговорили» и сами орудия.
— В эту брешь я снова поведу своих лейб-казаков, — сказал Пугачёв, поигрывая булавой.
— Это будет неверным шагом, Пётр Фёдорович, — покачал головой Кутасов, опуская бинокль.
— Почему это? — насторожился Пугачёв. — Не веришь в нашу силу казацкую?!
— Верю, — покачал головой комбриг. — Всегда верил. Но, во-первых: ваша рука ещё не до конца зажила, и вы не сможете сражаться с должной силой. А во-вторых: посмотрите на тот пролом, где дерутся сейчас казаки. Это не ворота Магнитной крепости, тут кони потеряют разгон, будут спотыкаться, могут ноги попортить на обломках камня. Здесь лучше всего справится пехота. А ведь императору всероссийскому негоже пешим сражаться, не так ли, Пётр Фёдорович?
— Верно, — вынужден был согласиться Пугачёв. Он положил булаву поперёк седла и стал смотреть на бой. — А кого тогда во второй пролом послать? — поинтересовался «император» у комбрига.
— Два рабочих батальона, — ответил тот. — Пусть посоревнуются с казаками.
— Умно, умно, — покивал Пугачёв и жестом подозвал к себе вестового. — Передай майору Байдаку и капитану Курылу, чтобы готовили батальоны к бою.
— Я поеду к ним, — сказал комиссар Омелин. — Проведу агитацию.
И он умчался вместе с вестовым.
— Чего это он? — удивился Пугачёв.
— Надоело без толку торчать тут, — пожал плечами Кутасов.
Он вновь взял бинокль и навёл его на левую стену Троицкой крепости. После нескольких пристрелочных залпов бомбардиры стали бить вполне уверенно. Чугунные ядра бились о стену, рассыпая облака каменной крошки, по ней пошла густая сеть трещин.
