Сеньорита Марсенда, да куда ж это вы в такую погоду? Раз и другой и десятый смотрит Рикардо Рейс на часы — половина пятого, Марсенда не пришла и не придет, в доме становится темно, в дрожащем сумраке скрываются столы и шкафы, вот теперь можно понять страдания Адамастора. Но, видно, суждены Рикардо Рейсу еще более жестокие муки, ибо в самый последний момент слышится двойной удар дверного молотка. Кажется, что дом вздрагивает от крыши до основания, будто сейсмическая волна прошла под фундаментом. Рикардо Рейс не подскочил к окну, не выглянул наружу и потому не знает, кто это идет к нему — он выскакивает на лестницу, дернуть проволоку дистанционного запора и слышит, как соседка сверху открыла дверь и произнесла: Ах, извините, мне показалось, что это ко мне, дело известное, фраза знакомая, передаваемая соседками, охочими до подробностей чужой жизни, из поколения в поколение, завещаемая по наследству с ничтожными изменениями — если дверной молоток уже заменен электрическим звонком, то говорят «звонили» вместо «стучали», однако ложь остается ложью. Это Марсенда. Рикардо Рейс, опершись на перила, смотрит, как она поднимается и на середине пролета поднимает голову, чтобы убедиться, что здесь и в самом деле живет тот, к кому она пришла, и улыбается, и он улыбается в ответ, и эти улыбки не перед зеркалом делаются, у них есть адрес и цель. Рикардо Рейс, отступив к двери, когда Марсенда, одолевает последний марш, заметил, что позабыл включить свет на лестнице, стало быть, принимает ее чуть ли не в потемках, и, пока он колеблется, зажигать или нет, где-то на другом уровне его сознания рождается удивленная мысль — как могла возникнуть у нее на лице улыбка такая сияющая, такая лучезарная, что даже отсюда, сверху, ее видно, и улыбка эта — мне и передо мной, и какие же слова следует произнести, нельзя же сказать: Ну-с, как мы поживаем? или по-плебейски воскликнуть: Цветете как роза! или романтически пожаловаться: Я уж было отчаялся и надежду потерял, но вот она вошла, я закрываю дверь, и никто из нас не вымолвил пока ни слова. Рикардо Рейс взял ее за руку — за правую — нет, не для того, чтобы приветствовать, а всего лишь желая провести по своему домашнему лабиринту: не в спальню, разумеется, это неприлично, но и не в столовую, как там усесться за длинным столом — бок о бок или напротив? и сколько их там будет? он, как известно, бесчислен, да и она — наверняка не единственна, ну, что же, тогда в кабинет? она сядет на один диван, я — на другой, вот наконец вошли, и ударил свет с потолка и с письменного стола, Марсенда оглядывает тяжеловесную мебель, полки с немногими книгами, зеленое сукно, и Рикардо Рейс говорит: Я вас поцелую, она не ответила и медленным движением взялась правой рукой за локоть левой, приподняв ее до уровня груди: что означает это движение? протест? просьбу? капитуляцию? рука в таком положении — это препона, это отказ. Рикардо Рейс сделал шаг вперед, Марсенда не шевельнулась, еще шаг, приблизившись почти вплотную, и тогда она бессильно роняет правую руку, ставшую вдруг такой же безжизненной, как левая, ибо жизнь разделилась между заколотившимся сердцем и задрожавшими коленями, и видит медленно надвигающееся лицо мужчины, чувствует, как рождается в горле рыдание, в его горле, в ее горле, губы их соприкасаются, это и есть поцелуй? — думает она, но это лишь начало поцелуя, и губы его сильнее прижимаются к ее губам, размыкают их, вот она, судьба плоти — раскрываться, и вот руки Рикардо Рейса обхватывают ее за талию и за плечи, притягивают к себе, грудь ее впервые приникла к мужской груди, она понимает, что поцелуй еще не кончен, и даже невозможно себе представить, что он будет кончен, и мир вернется к своему началу, в первоначальность неведения, но она сознает и то, что нельзя стоять так вот, опустив руки, надо что-то сделать, и правая рука поднимается на плечо Рикардо Рейса, а левая — по-прежнему мертва или спит и, значит, видит сны, во сне припоминая движения, что делала когда-то, выбирает, смыкает, увлекает те, которые во сне поднимут ее до другой руки, так что можно будет сплести пальцы, скрестить их на затылке мужчины, ничего не должна она Рикардо Рейсу — она отвечает на поцелуй поцелуем, на прикосновение — прикосновением, я думала об этом, когда решилась прийти сюда, думала, когда вышла из отеля, думала, когда поднималась по лестнице и увидела, как он стоит на площадке, облокотясь о перила, я думала: Он поцелует меня. Правая рука, будто в изнеможении, соскальзывает с его плеча, а левая и никогда там не бывала, теперь приходит черед всему телу волнообразно откинуться назад, поскольку поцелуй достиг предела, за которым сам по себе становится уже недостаточен, и надо оторваться от губ друг друга прежде, чем томительное напряжение переведет нас в следующую стадию, когда торопливые, задыхающиеся, краткие поцелуи перестанут довольствоваться губами, но постоянно, вновь и вновь, едва успев оторваться, будут вновь припадать к ним, что знает всякий/ мало-мальски опытный по этой части человек, никак не Марсенда, которая впервые оказалась в кольце мужских рук и впервые целуется, но не умом и не опытом — всем своим телом, всем скрытым и явленным, постигла она, что чем дольше поцелуй, тем острей становится жадная необходимость повторять его снова и снова в некоем крещендо, а достичь его высшей точки человеку своими силами не дано, для этого, видно, есть другие пути, вот как этот ком в горле — он ведь не растет, но и не проходит, это еле слышный голос, произносящий: Не надо, и добавляющий, бог весть из каких соображений, быть может, боясь обидеть: Давайте сядем. Рикардо Рейс подводит ее к дивану, помогает сесть, не зная, что сделать в следующий миг, какое слово уместно произнести — объясниться ли в любви, просто попросить ли прощения, преклонить ли колени у ее ног для первого или второго, хранить ли молчание, дожидаясь, когда заговорит она: все кажется ему фальшивым и бесчестным, правдиво и искренно было только сказать: Я вас поцелую — и поступить в соответствии со сказанным. Марсенда сидит, опустив на колени левую руку, словно выставляя ее напоказ, словно беря ее в свидетели. Сел и Рикардо Рейс, они поглядели друг на друга, и обоим в этот миг казалось, что тела их превратились в огромные, тихо рокочущие раковины. Может быть, не надо говорить этого, но я ждала, что вы меня поцелуете, сказала Марсенда. Рикардо Рейс подался вперед, взял ее правую руку, поднес к губам и наконец заговорил: Не знаю, что двигало мной — любовь или отчаяние, а она отвечала: Меня никто не целовал раньше, и потому я не умею различать любовь и отчаяние. Но теперь, по крайней мере, узнаете, что чувствовали. Я чувствовала поцелуй, как море должно чувствовать волну, если в этих словах есть хоть капля смысла, но это — о том, что я чувствую сейчас, а не тогда. Все эти последние дни я только и делал, что ждал вас, и спрашивал себя, что произойдет, если вы придете, и никак не предполагал такого оборота событий, и лишь в тот миг, когда вы вошли, я понял, что поцеловать вас — вот единственное, в чем есть смысл, и когда я говорил минуту назад, что не знаю, любовь или отчаяние двигали мной, то понимал значение своих слов, а теперь — нет. Вы хотите сказать, что в конце концов не испытываете отчаяние или что в конце концов не чувствуете ко мне любви? Полагаю, что всякий мужчина любит женщину, которую целует, пусть даже — от отчаяния. И каковы же причины вашего отчаяния? Причина одна — пустота. Грех жаловаться человеку, у которого действуют обе руки. Да я не жалуюсь, просто думаю, что лишь от самого безнадежного отчаяния можно сказать женщине, как я сказал: Я вас поцелую. На эти слова могла вас подвигнуть и любовь. Любовь заставила бы меня просто вас поцеловать, не предваряя поцелуй словами. Значит, вы меня не любите? Вы мне нравитесь. И вы мне нравитесь. И все же мы поцеловались не по этой причине. Получается, что так. И как же нам быть теперь? Я сижу здесь, в вашем доме, у мужчины, с которым говорила три раза в жизни, я пришла вас увидеть, услышать ваш голос, я хотела, чтобы вы меня поцеловали, а больше я ни о чем не хочу думать. Когда-нибудь — придется. Когда-нибудь, но не сегодня. Выпейте чаю, сейчас приготовлю, у меня еще есть печенье. Я вам помогу, а потом мне надо будет идти, отец может меня хватиться. Располагайтесь поудобней, будьте как дома, снимите жакет. Нет, мне хорошо и так.
Они выпили чаю на кухне, потом Рикардо Рейс показал ей свое новое жилище: в спальню они не входили, ограничившись беглым взглядом с порога, вернулись в кабинет, и Марсенда спросила: Вы уже практикуете? Нет пока что, думаю попробовать для начала поликлинический
