На следующий день Шюке прибыл в Нуайан. Там он легко нашел у причала баржу под названием «Финикия», хозяин которой, как и говорили информаторы охранника, поджидал попутный груз. Из всех барж только она не была поставлена на зиму на прикол.
Перед разговором с хозяином баржи Шюке предпочел снова облачиться в рясу. У него не хватило храбрости прикидываться контрабандистом.
– Куда едем? – спросил хозяин баржи у Шюке, после того как тот обратился к нему.
Этого человека звали Франсуа Куртпуен, однако он любил называть себя Финикийцем. Он, правда, внешне был совсем непохож на античного моряка, однако обладал такой же деловой хваткой, как и эти торгаши из давно ушедших времен.
– Мне нужно попасть в Труа, – сказал Шюке. – Причем быстро.
– Это можно. Я имею в виду, что можно попасть туда, а вот насколько быстро – это уже второй вопрос. Вы кюре?
– Викарий.
– А это же еще лучше. Так ведь? Я имею в виду… в церковной иерархии?
Шюке отрицательно покачал головой.
– Я не против того, чтобы взять на борт священника. Это даже благоприятствует коммерции, – признался Финикиец. –
– Я могу заплатить.
– Вы что, в бегах?
– С чего вы взяли?
– У меня есть кое-какой жизненный опыт, – ответил торговец. – Это будет вам стоить пятнадцать экю.
Шюке даже вздрогнул: от взятых им в Драгуане денег оставалось всего лишь десять экю.
– У меня нет таких денег, – сухо сказал он. – Семь экю, больше я дать не могу.
Финикиец лукаво посмотрел на Шюке: он любил торговаться.
– Семь экю и еще что?
– У меня больше ничего нет.
– Как сказать…
Куртпуен посмотрел на маленький деревянный крест, висевший на груди Шюке.
– Я соглашусь на ваши семь экю, но вдобавок мне нужно полное тройное отпущение грехов: для меня и моих детей. Что скажете?
– Не покупается прощение Господне.
– Неужели? С каких это пор? А разве на выходе из церкви у нас не просят сделать пожертвование, святой отец? Те, которые уклоняются от этого, редко получают благословение своего кюре. Это хоть и не торговля, но чем-то ее напоминает. Если вы мне платите семь экю, то я теряю восемь экю от реальной цены. Можете мне поверить: я еще никогда столько не жертвовал в пользу Церкви. Я ведь вас не подкупаю, викарий, – я жертвую в пользу Церкви натурой. Разве вы что-нибудь на это можете возразить? Вам неплохо живется на деньги верующих. Включите мои восемь экю в ваши дорожные расходы.
Шюке одолевали сомнения по поводу того, хватит ли у него мужества на такое отпущение грехов…
– Я согласен, – наконец сказал он с горечью в голосе.
– Кроме того, вы благословите мое судно, да?
– Хорошо.
– Ну, тогда платите.
Шюке отсчитал монеты. Финикиец взял их с равнодушным видом. Викарий уже хотел было взойти на борт баржи, но Куртпуен вдруг остановил его.
– Подождите-ка! Теперь давайте поговорим о товаре.
– Каком товаре?
Куртпуен показал пальцем на деревянный ящик Шюке.
– Что там, внутри, кюре?
Шюке вздрогнул и еще крепче вцепился в ящик.
– За товар приходится платить пошлину, – добавил Финикиец. – Если у вас там лишь тряпье, я оставлю вас в покое. Но если вы везете дорогостоящие товары, за которые я буду нести ответственность, то придется платить.
– То, что я везу, вас не касается.
– Если вы так говорите, я вам верю. Но тогда вы подниметесь на борт, а ящик останется здесь, в Нуайане. Даже контрабандисты не отказываются показать мне то, что они везут. Если это совершенно открыто делают даже воры, то что в этом зазорного для церковника?
Шюке оказался в затруднительном положении: он не знал, как отреагирует на содержимое его ящика хозяин баржи. Вполне возможно, что из суеверия он откажется взять его на борт. Викарий начал издалека: он едет к живущим в Труа родственникам своего бывшего патрона. Ему нужно передать им останки умершего епископа.
– Какие останки? – подозрительно спросил Куртпуен.
Шюке открыл свой ящик. Финикиец даже присвистнул от удивления.
– Вот те раз! Это в корне меняет дело, святой отец. Перевозить скелет – это вам не шуточки. Я, знаете ли, не такой храбрец, чтобы брать на борт мертвеца!
Шюке уже подумал, что дело плохо, когда – тем же самым возмущенным тоном – Финикиец выпалил без пауз, буквально на одном дыхании:
– Это означает еще десять экю. И не вздумайте спорить, иначе вы так и останетесь на берегу вместе с прощением грехов!
Шюке ничего не оставалось, как только достать из потайного кармана еще один камень из ожерелья епископа.
Теперь Финикиец оказывался в явном выигрыше. Он тут же стал необычайно любезным и заверил своего пассажира, что они отправятся в путь в ближайшее время. Шюке поднялся на борт.
Судно было тридцати пяти футов в длину. У него были две хлипкие мачты. На палубе имелась будка, в которой могли спрятаться от непогоды три человека. Все остальное пространство предназначалось для размещения грузов и тягловой лошади (чтобы подниматься вверх по реке, Куртпуен использовал это сильное животное, которое шло по берегу и тянуло за собой баржу).
Шюке прождал час. К барже никто не подходил. Лишь перед самым отплытием викарий увидел, как подъехал вооруженный всадник и начал разговаривать о чем-то с Куртпуеном. Они обменялись несколькими быстрыми фразами, и затем всадник уехал, не обращая внимания на Шюке.
– О чем он у вас спрашивал? – поинтересовался Шюке.
– Это солдат из Речной стражи. Он, как обычно, спрашивал, что я везу на «Финикии». Тут такой порядок.
– Вы ему сказали обо мне?
– Я ему сказал, что на судне – кюре, который едет в Труа к каким-то там родственникам.
– А ящик? Вы ему рассказали о ящике?
