шагать по заснеженным дорогам.
Викарий сделал шаг вперед.
– Я – брат Шюке, – представился он, – викарий этой епархии. А это брат Абель и брат Мео.
Оба монаха поприветствовали незнакомца еле заметным кивком головы.
Незнакомец поставил на пол свою сумку и откинул капюшон. Затем он раздвинул полы плаща. Мео и Абель с удивлением увидели прочный дубовый посох пилигрима, огромный крест из оливкового дерева, просторную монашескую рясу из двух слоев льняной материи и четки в виде бусинок, обвязанные вокруг талии.
– Я – отец Энно Ги, – сказал незнакомец. – Ваш новый кюре.[22] Меня вызвал в эту епархию его преосвященство Акен.
– Извините нас за недоверчивость, – произнес Шюке. – А почему вы сразу не сказали нам, кто вы такой?
– Я не знал, как вы отреагируете, – ответил незнакомец. – Когда я подходил к городу, один из местных жителей стал красться за мной по пятам с явным намерением убить меня. Я, похоже, сломал ему ногу.
– В самом деле? Ногу? – удивленно переспросил Шюке.
Кюре повернул голову, и пламя свечи осветило его лицо.
Это был молодой человек: пожалуй, ему не было еще и тридцати лет. Внешне он был по-юношески свеж, однако взгляд этого человека отличался необычайной холодностью. Кожа на его лице раскраснелась от мороза, и вид у него был очень усталый.
Это был, по-видимому, священник что надо!
3
Немногим позднее викарий и вновь прибывший вошли в келью на первом этаже, служившую Шюке своего рода рабочим кабинетом.
Монах предложил новому священнику присесть на небольшой стульчик, стоявший возле его рабочего стола. Затем он запер дверь на ключ, убедившись при этом, что за ними не подглядывают.
Энно Ги снял верхнюю одежду. Шюке поставил перед кюре тазик с подогретой водой и протянул ему полотенце, за что тот радостно поблагодарил викария. Предложить гостю вымыть руки сразу после приезда в те времена считалось очень хорошим тоном.
– Извините нас, если мы вас как-то не так встретили, – снова стал извиняться Шюке. – Мы не ожидали, что вы приедете так рано. Я хотел сказать… в середине января. Один лишь епископ был уверен, что вы не побоитесь зимы.
– Я выехал из Парижа в октябре, после своего посвящения в сан. Я, кстати, отправил посыльного, чтобы предупредить вас о моем приезде.
– Да, посыльный был здесь, однако мы все-таки были уверены, что вы повернули назад и отложили свой приезд до весны.
– Я надеялся успеть приехать сюда еще до наступления холодов, однако стужа нагрянула совершенно неожиданно. Большинство повозок просто не могли ехать по заснеженным обледеневшим дорогам, а потому я добирался пешком. Всякого пришлось натерпеться, топая по этим ужасным дорогам.
Шюке бросил взгляд на полупустую сумку собеседника.
– За шесть недель пути, – продолжал Энно Ги, – я девять раз подвергался нападению грабителей. – Викарий испуганно вздрогнул. – Хотя, конечно, если холод не смог остановить священника, отправляющегося в путь, то почему он же должен быть помехой для разбойников? Впрочем, все это не так уж и важно. Я научился давать отпор даже волчьим стаям, так что люди для меня – не самое страшное. Последняя попытка напасть на меня была предпринята совсем недалеко отсюда, и нападавшие, наверное, все еще меня ищут.
– На этот раз вы столкнулись не с разбойниками, отец Ги. Знаете ли… у нас тут кое-что произошло. Местные жители очень встревожены, и…
Шюке так и не сумел закончить фразу. Почувствовав себя неловко, он присел напротив отца Ги. В руках Шюке по-прежнему держал скомканное намокшее письмо, которое приехавший священник просунул ему с улицы в смотровое окошко. Письмо было написано рукой Акена, в нем говорилось об обязанностях местного кюре и о том, какой дорогой можно добраться до Драгуана.
Молодой священник склонился над своей обувью. Он к этому моменту уже развязал сумку и достал из нее пару новых башмаков, а теперь стаскивал с ног свои старые башмаки, которые насквозь промокли и были изрядно потрепаны от ходьбы по каменистым дорогам.
Энно Ги был необычайно широкоплечим, худощавым и стройным мужчиной с высоким лбом и очень темными ресницами и глазами. Шюке невольно отметил про себя, что взгляд отца Ги явно не соответствует его молодому возрасту: в нем чувствовалась решительность опытного солдата. А еще железная воля, явно не гармонировавшая с все еще юношеским лицом кюре. Этот человек с почти детской внешностью, очевидно, был способен принять волевое решение – например пройти пешком целое королевство, заваленное снегом.
– Его преосвященство епископ был убит сегодня утром, – неожиданно сообщил Шюке и сам удивился своей храбрости.
Молодой человек медленно поднял голову.
– Он умер мгновенно, – добавил Шюке.
Сказав эту фразу, викарий поперхнулся.
– И как это произошло? – спросил Ги.
– На рассвете приехал человек на громадном коне. Он попросил о встрече с епископом. Я сам провел его в комнату его преосвященства… Через несколько минут раздался сильный шум, словно совсем рядом прогремел раскат грома. Мы обнаружили епископа неподвижно лежащим на полу с размозженным черепом.
– Раскат грома?
Взгляд отца Ги оставался невозмутимым. Его спокойствие в подобной ситуации показалось Шюке одновременно и восхитительным, и пугающим.
– Я не был лично знаком с епископом Акеном, – сказал кюре. – Мы лишь обменялись несколькими письмами по поводу моего назначения. Он мне показался достойным служителем Церкви и весьма любезным человеком. Я буду молиться о его душе.
Произнеся эти слова, кюре как ни в чем не бывало снова склонился над своей обувью.
– А кто должен его сменить? – спросил он.
Этот прямой вопрос прозвучал в подобной ситуации несколько неуместно, почти грубо. Шюке даже не задумывался о преемнике епископа.
– Ну… Не знаю… Здесь живет совсем немного народу… Да и священников мало… Я завтра повезу тело его преосвященства в Париж. Там я сообщу нашим высшим чинам о случившемся. Пусть они и решают.
– Вы не станете хоронить епископа в его епархии?
– Дело в том… тут сложилась такая ситуация… Местные жители – очень вспыльчивые и впечатлительные люди. Те, кто живет на юге страны, сильно отличаются от северян. А из-за этой таинственной смерти началось небывалое брожение в умах. Нам, служителям Церкви, даже пришлось принять меры безопасности, чтобы не пострадать самим. В общем, нам не хотелось, чтобы…
– Понимаю.
– Вы позволите предложить вам умыться? В этом тазике теплая вода, – сказал викарий, довольный тем, что молодой священник избавил его от разговора на такую щекотливую
