Давным-давно в приволжском городке Табличку стерло, буквы откололо, Стоит всё так же там, на уголке, На Сакко и Ванцетти наша школа. Но бывшие ее ученики В Берлине, на разбитом в пыль вокзале, Недолго адрес школы вспоминали, Углом сложили дымные листки И «Сакко и Ванцетти» надписали, Имперской канцелярии огнем Недаром мы тот адрес освещали; Два итальянских слова... Русский дом... Нет, судьи из Америки едва ли Дождутся, чтоб мы в городке своем Ту улицу переименовали!.. С того дня, как той улице — и сотням других — дали имя Сакко и Ванцетти, — минула целая эпоха. И «табличку стерло, буквы откололо». Но сейчас настало время обновить ту старую табличку, восстановить отколовшиеся буквы. Может быть, даже повесить другую, новую, более прочную и красивую, — но с теми же именами.
И снова я вспомнил про это, Узнав в полумертвом Берлине, Что ночью в Италии где-то Народом казнен Муссолини, Когда б они жили на свете, Всегда впереди, где опасней, Наверно бы, Сакко с Ванцетти Его изловили для казни! Я вспомнил об этом сегодня, Когда в итальянской палате Христьянский убийца и сводник Стрелял в коммуниста Тольятти, Нет, черному делу 6 не сбыться, Будь там он в мгновения эти, — Наверно, под локоть убийцу Толкнул бы товарищ Ванцетти!.. У нас, коммунистов, хорошая память На всё, что творится на свете; Напрасно убийца надеяться станет За давностью быть не в ответе... И сами еще мы здоровия стойкого, И в школу идут по утрам наши дети По улице Кирова, Улице Войкова, По улице Сакко-Ванцетти. 1948 В 20-е и 30-е годы Москва (Кремль, Красная площадь) воспринималась поэтами (самыми разными, — от Маяковского до загнанного в угол Мандельштама) как центр мироздания:
Начинается Земля Как известно, от Кремля. В. Маяковский Да, я лежу в земле, губами шевеля, Но то, что я скажу, заучит каждый школьник: На Красной площади всего круглей земля И скат ее твердеет добровольный... О. Мандельштам Во время войны она стала символом Родины, сердцем России («Велика Россия, а отступать некуда..»).
И вот настала пора вернуть ей ее прежний статус.
Как всегда, первым понял, угадал, почувствовал это Симонов. И не только понял и угадал, но и сумел выразить:
Полночь бьет над Спасскими воротами,
