Так. Год рождения?
Как это?
Ну, сколько тебе лет?
Двадцать.
Слушай, Коронотова, — положил перо Киреев, — я не хочу тебя запугивать, но предупреждаю: не ври и в мелочах. Будешь врать — получишь наказание строже. Не рассчитывай сыграть на молодости, неопытности. Сколько тебе лет?
Двадцать, я же говорю, — испуганно подтвердила Лиза.
Это верно? Тебе на вид куда больше можно дать!
Жизнь была такая, — тихо промолвила Лиза, — не с чего цвести.
Ладно, — поморщился Киреев, — знаем. Грамотная?
Не шибко.
Не шибко! А всякую нелегальщину читаешь! Откуда взяла брошюры? Кто тебе их дал?
Лиза поднялась со стула. Она не могла выдать Васю и не знала, что ей следует сказать.
Мне… Я… Мне никто не давал…
Киреев вышел из-за стола, стал против Лизы и, не мигая, уставился ей прямо в глаза. Она опустила голову.
Зачем же ты врешь? Я ведь предупреждал.
Нет… нет… — попятилась Лиза.
Кто тебе дал брошюры?
Не видела я… без меня их сунули.
Как же тебе могли их сунуть в замкнутый сундучок?
Так я подумала… Откуда больше? Ей-богу… — путалась Лиза, чувствуя, как дрожат колени и краска приливает к щекам.
— Много ты таких брошюр прочитала? — Не читала я вовсе…
— С Еремеем знакома?
Нет, нет, не он! — невольно и так искренне вырвалось у Лизы, что Киреев понял: не Еремей давал ей брошюры.
А Лиза, выкрикнув эти слова, так и обомлела. Что же это, выходит, призналась она? А как было смолчать, не отвести напрасные подозрения от Еремея, когда он на путь поставил ее, грамоте научил…
Не он, а кто? — немедленно спросил Киреев. — Ну, кто?
Нет… Никого… Никто мне не давал… — Так лучше: отказываться и отказываться от всего.
Кто? Говори!
Никого не знаю.
А Кондрата знаешь?
Не знаю Кондрата…
А кто такой Кондрат, знаешь? Чем он занимается?
Нет. Не слыхала.
И Киреев в тоне ее голоса уловил, что Кондрата она знает. Вот и надо теперь бить в одну точку.
Это… как тебе объяснить? — заговорил Киреев, подыскивая слова, которые сразу бы не напугали Лизу. — Он, как атаман, хочет всех рабочих забрать к себе в шайку. Заставить их заниматься бунтами против начальства. И поэтому им всячески лжет, раздает такие вот книжки, как нашли у тебя, — а в них ни капли правды. Вот ты сама была на линии, и на твоих глазах отрезало ноги Еремею. Кто в этом виноват? Никто. Судьба. А рабочие чуть не бунт устроили. Кто их подбил? Кондрат. Растравил людей, втолковал им, что несчастье с Еремеем произошло потому, что на линии не было ограждений. А от судьбы, от бога ведь не загородишься. Вот видишь, кто такой Кондрат? А ты ему помогаешь, берешь от него книжки, способствуешь 'плохим делам… Хорошо бы еще от ума, а то так, по глупости. Ну, расскажи, как ты познакомилась с Кондратом? Он ведь тебе дал брошюрки?
Лиза тихо вздохнула и ничего не ответила. Киреев прошелся по комнате.
Коронотова, ты, может быть, меня боишься? Думаешь: арестовали — значит, непременно будут бить, судить, в тюрьму посадят, в кандалы закуют, в каторгу сошлют, в рудниках сгноят…
Лиза дрожала.
Страшно ведь, правда? — спросил Киреев, останавливаясь возле нее. Положил руку на плечо Лизы и заговорил ласково — А ты совсем еще девочка, тебе только двадцать лет, тебя еще не Елизаветой, а Лизой надо звать. Тебе еще жить да жить… Была, говоришь, тяжелая жизнь? Случается. Так у тебя все еще впереди. Дождешься хорошей жизни. Зачем же ты сама себе хуже делаешь? Вот ты первый раз на допросе. Ты не знаешь, Лиза, что такое допрос? Так я тебе скажу, что на допросе всегда узнают правду, как ты ее ни скрывай. И ты мне тоже скажешь правду. Так или иначе, а скажешь. Зачем же зря упрямиться. Если расскажешь все сразу, я тебя сейчас же отпущу; будешь упорствовать — ну… Расскажи мне все.
Нечего мне говорить, — прошептала Лиза.
Что? — нагнулся Киреев. — Что ты шепчешь там? Садись и рассказывай.
Что рассказывать?
Давно знаешь Кондрата?
Не знаю Кондрата.
А кого тогда ты знаешь?
Не знаю. Никого я не знаю.
Не упрямься, Коронотова.
Не знаю я…
Тогда вот что, девка, — спокойно сказал Киреев, сжимая кулак и поднося его к лицу Лизы, — или ты будешь говорить, или я тебе, так сказать, превращу морду в котлеты. Сколько раз, где, когда ты встречалась с Кондратом?
Не встречалась… — ответила Лиза, с ужасом глядя, как Киреев отводит кулак.
— Последний раз спрашиваю: знаешь Кондрата? Лиза смолчала. Киреев хладнокровно ударил ее в нижнюю челюсть. Тонкая струйка крови выбежала из уголка рта. Киреев ударил еще раз. Лиза упала.
К чему тебе было это? — сказал Киреев, возвращаясь к столу. — Улики и так налицо, а ты хочешь отделаться молчанием. Рано пошла в революционерки. Глупа еще. Надо было, так сказать, больше на вечерках с парнями заигрывать, а не читать всякую дрянь. Ну, а если по глупости затесалась куда не следовало, пришла бы и сама рассказала. — Он на секунду остановился, обдумывая, чем еще сильнее кулака можно сломить эту упорную девку, заставить закричать, испугаться, в смятении сказать то, что она сейчас держит в уме. Припомнился донос Лакричника. Киреев заговорил решительно, резко: — Как хочешь. Твое запирательство теперь только усилит наказание: тебя отведут в Иркутск, будут судить за распространение нелегальной литературы. И этого мало — тебе не миновать вечной каторги: ты еще обвиняешься и в убийстве ребенка.
Лиза приподнялась, подолом фартука вытерла кровь с подбородка.
Какого ребенка? — глухо спросила она.
Своего сына, — жестко ответил Киреев. И закричал: — Тоже не знаешь?
«Бить, бить теперь ее этими вопросами!»
Я хотела… Я хотела… — бросилась Лиза к столу. — Я… Нет, я его не убила. Я не могла
