Наступила тяжелая пауза.
Это уже выходит, так сказать, за границы шуток… — начал было Киреев.
Но Маннберг, стремясь предотвратить скандал, нашелся. На этажерке он заметил колоду карт.
Восхитительно! — воскликнул он, подходя к столу и тасуя карты. — Алексей Антонович, умоляю вас, самую маленькую пулечку! Да, Павел Георгиевич, сыграем, как сегодня утром?
Против ничего не имею, — еще хмурясь, отозвался Киреев.
Я плохой преферансист, — сказал Алексей Антонович, — но ради компании…
Да, да, прошу, ради компании. Всего по четверть копеечки вист. Вы, мсье?
Только в качестве зрителя и вашего клерка, — под-
сел тот к столу.
Началась игра. Алексей Антонович объявлял масть осторожно, почти все время передавая игру партнерам. Маннберг торговался упрямо, жадно, часто спасаясь только выгодным прикупом, и то и дело писал ремиз. Киреев, положив ладонь на карты, объявлял:
Втемную, раз.
Два, — немедленно отвечал Маннберг.
Три, — скучно произносил Алексей Антонович.
Четыре, — не отнимая ладони, говорил Киреев.
Партнеры продолжали торговаться. Киреев не отступал. Первым сдавался Алексей Антонович. Маннберг бился до последней крайности и отказывался только в совершенно безнадежном положении.
Не дрогнув ни единым мускулом в лице, Киреев брал прикуп, объявлял мизер. И выигрывал. Ему везло невероятно. В четверть часа он закрыл у себя пульку и стал помогать Маннбергу. Лонк де Лоббель сорвался со своего места и мелкими шажками стал бегать вокруг стола, восклицая:
Вы — олицетворение счастья!..
Да, вам дьявольски везет, Павел Георгиевич, — не выдержал и Маннберг, сдавая карты, — я в жизни еще не видывал такого везения.
Втемную, раз, — хлопнул по картам Киреев. — А вам, Густав Евгеньевич, так сказать, везет, вероятно, в любви?
О, это очень интересно! — подлетел Лонк де Лоббель. — Расскажите!
Пас, — торопясь, но в свою очередь сказал Алексей Антонович.
Трефы, — с сомнением покачивая головой, ответил Маннберг. — Представьте себе, до сих пор не везло.
Те-те-те! Не верю… Втемную, бубны… Вы же недавно подобрали девушку на дороге, Густав Евгеньевич, а в благодарность за это она должна непременно влюбиться. Так следует по законам рыцарских романов.
Совершенно верно, — подтвердил Лонк де Лоббель, — иначе на рыцаря может пасть подозрение, — и сам первый засмеялся.
Червы, — пальцем подсчитывая возможные взятки и косясь на прикуп, сказал Маннберг. — В Сибири эти законы не действуют.
К сожалению, это и общее несчастье русских женщин, — разочарованно заметил Лонк де Лоббель.
Кого это вы нашли, Густав Евгеньевич, и где? — полюбопытствовал Алексей Антонович.
Без козыря.
Семь пик, — морщась от настойчивости, с какой торговался Киреев, сказал Маннберг. — Да я ведь и не нашел ее, собственно. Просто, возвращаясь из города к себе на участок в страшный буран, нагнал по дороге. Закоченела донельзя, а все бредет. Посадил к себе в сани…
Семь пик, — невозмутимо ответил Киреев.
Играйте, — с досадой бросил карты Маннберг. — Так вот, настолько закоченела, что едва даже добился, как ее зовут. Работу, оказывается, искать ко мне на участок пошла. А куда мне бабу на земляные работы, когда у меня мужиков хоть отбавляй? Оставил ее у себя щи варить. Все же молодая, хорошенькая, соблюдены все пропорции, и в лице какая-то томная грусть, приятно от такой взять тарелку…
Начало интригующее! — издали крикнул Лонк де Лоббель, — Здесь развязка должна быть непременно одна…
Ну, и как же ее зовут? — рассеянно спросил Алексей Антонович.
Елизаветой. А фамилия… кажется, что-то вроде Ко-ронатовой.
Коронотова! — воскликнул Алексей Антонович, непроизвольным движением откладывая карты в сторону. Небезразличной ему была судьба этой перенесшей много горя женщины.
— Да. А вы ее знаете? — спросил Маннберг. «Начнутся расспросы», — подумал Алексей Антонович
и вслух сказал:
Нет. Не знаю. Фамилию слышал.
Раз, втемную. — Киреев по своей привычке жандарма уловил в замешательстве Алексея Антоновича стремление что-то скрыть.
Он внимательно посмотрел на него. Алексея Антоновича покоробило это долгое, бесцеремонное разглядывание, и, не сдержав себя, он ответил Кирееву колкостью:
Вы, Павел Георгиевич, чемпион темных…
— Дел — хотите вы сказать?
— Что вы? — овладевая собой, сказал Алексей Анто-
нович. — Темных… ну, как их иначе назвать?., партий, что
ли…
Эге, гм.. — крякнул Киреев и обратился к Маннбергу: — Так у вас, значит, с этой Елизаветой пока, так сказать, еще безнадежно?
Представьте себе, Павел Георгиевич. Да, кстати, коль разговор об этом: а чем у вас дело закончилось, Алексей Антонович, с этой хорошенькой горничной Ивана Максимовича? У вас, кажется, довольно определенный роман завязывался?
Эге-ге! — шаловливо поиграл пальцами Лонк де Лоббель.
Что вы имеете в виду? — медленно, чтобы выиграть время, и не зная, что сказать, спросил Алексей Антонович. Он чувствовал, что кровь приливает у него к лицу, а руки становятся деревянными.
Боже мой! — воскликнул Маннберг. — Не самый финал, конечно. Не можете же вы на ней жениться!
Ничем, совершенно ничем, — стараясь тоже быть развязным и думая этим закончить разговор, сказал Алексей Антонович. — Втемную, раз.
Ха-ха-ха! — захохотал Киреев. — Вы — и втемную? Маскировка не удалась, Алексей Антонович.
Да он и не маскировался, — не поняв смысла реплики Киреева, возразил Маннберг, — Алексей Антонович действовал довольно открыто. А где же сейчас эта горничная?
Этой горничной уже нет, — нервно мешая карты, сказал Алексей Антонович.
Умерла? — поднял брови Маннберг.
Ее не стало… — начал Алексей Антонович.
