Ох, что же это я?! — испуганно всплеснула руками Елена Александровна, тщетно пытаясь запахнуть разъехавшиеся полы халата. — Ванечка! Гости!
В калитку протиснулась плотная фигура Баранова. За ним следом показался Иван Максимович.
Ха-ха-ха! — загрохотал Баранов. — Не смущайтесь, прекрасная Елена Александровна, у вас есть что показать! Прости за нескромность, Иван… Я ведь по-свойски, попросту.
Елена Александровна бросилась к двери.
На дороге ей попался Борис. Засунув палец в рот, он в другой руке тащил большую куклу с фарфоровой головкой.
Ца-ца, — сказал он, показывая куклу.
Уйди, чертенок! — оттолкнула его Елена Александровна.
Мальчик упал. Кукла стукнулась об порог, голова отлетела прочь. Борис приподнялся, сел, раскинув в стороны ножки, и тихо заплакал.
Люся, нельзя же так! — укоризненно сказал Иван Максимович, поднимаясь на крыльцо, и напустился на Клавдею: — Что ж ты не смотришь за ребенком? Дубина!
Простите, недоглядела, — ответила Клавдея, поднимая Бориса.
Где ты достал ее, молодуху такую? — вполголоса спросил Баранов, войдя в гостиную и сбрасывая фуражку на диван. — Ох, сок-баба! Малиной, что ли, щеки она себе натирает?
Вдова одного мужика солонецкого. Впрочем, помните происшествие с Порфирием Коронотовым?
Это на свадьбе твоей?
Нуда.
Как же! Помню.
Так вот, Порфирий — зять ее.
Фью! — свистнул Баранов. — Да ты не врешь? Молодо, молодо выглядит.
Как видите.
Молодец, * Иван, — хлопнул его по руке Баранов, — ей-богу, молодец! Одобряю. Выбирать умеешь. Только смотри, не получилось бы, как с Анюткой. В самых годах баба, да с малинкой — опасное дело… Ну, как там хочешь, — круто изменил он разговор, — а сюртук я сниму. Сил моих нет, жарко. Открой-ка, брат, окошко.
Василев распахнул створки окна и выглянул на улицу.
Вот, кстати, и Лука идет. Тоже в город зачем-то приехал.
Кстати ли? Можно будет при нем по душам разговаривать? — усомнился Баранов.
Можно, — кивнул головой Иван Максимович. — Правда, мужик он жадный, но место свое всегда понимает. Втолковать же ему кой-что крайне необходимо именно сейчас.
Вошла Елена Александровна, застегивая на ходу золотой браслет.
Ванечка, — спросила она, — стол накрывать?
Да, пожалуйста, — согласился Иван Максимович, — только знаешь, Люся, прикажи собрать похолоднее чего-нибудь. И винца покислее.
Да, да, Елена Александровна, — поднимаясь, зарокотал Баранов, — хорошо бы кваску простого, русского. А к водочке на закуску…
…ветчины вареной. С хреном. Здравствуйте! — на пороге появился Федоров.
— А-а! Милости прошу, Лука. Проходи, — протянул ему руку Василев. — Как поживает супруга?
Елене Александровне почтение, — низко поклонился
Федоров. — Цветете, драгоценная. Жена моя, слава богу, здравствует'. Болели зубы, привязала припарочку — все прошло, — скороговоркой ответил он Ивану Максимовичу. — Нашему печителю-радетелю Роман Захаровичу почтение, — протянул руку Баранову. — А тебя, Иван Максимович, с новосельем! С новосельем, Елена Александровна!
Будто ты не был у меня в новом доме?
Не был еще.
А-а! Ну, спасибо.
Спасибо за поздравление, Лука Харлампиевич, — ответила Елена Александровна.
К ней подошел Иван Максимович и шепнул на ушко:
Ты, Люся, слишком не торопись. Дай квасу, а все остальное попозже. Надо натощак кой о чем побеседовать. А то Лука как подопьет — ни черта сообразить не может.
Елена Александровна понимающе улыбнулась и ушла.
Что со старым домом делать намерен? — спросил Баранов, вытирая платком чисто выбритую голову.
Продам, — коротко ответил Иван Максимович.
Кому? Есть покупатель?
Гурдус покупает. Вернее сказать — за нос водит.
Они, приезжие, все так. Думают, что ихняя копейка стоит дороже нашего сибирского пятака.
Сколько дает? — вступил в разговор Федоров.
В пятистах пока не сошлись.
Ого! И давно ряда идет?
Да с месяц.
Упрям. Надо думать, толку не будет. Понял, что нет, кром «него, покупателя, — тряхнул головой Федоров. — Господи, сушь-то какая! Зной — не сдышать. Погорят у мужичишек хлеба. Чем торговать стану?
В Канске на прошлой неделе четыре пожара было, — заметил Баранов.
Сохрани господи, — перекрестился Федоров, — вот уже боюсь страсти огненной!
Городского голову к суду привлекают, — продолжал Баранов, — дескать, дружипа не наготове была. А при чем здесь голова, если бочки в такую сушь рассохлись? Выехала дружина на пожар, а вода во все щели, как из сифона, шпарит.
С водой надо было бочки-то держать, — наставительно сказал Федоров, — не рассохлись бы.
С водой? Ну да, с водой, не с песком же, всякому дураку известно, — завертелся на стуле Баранов. — Да ведь черт их узнает, с чем они держат. Надо будет в дружину зайти, посмотреть в бочки самому.
Да… пожар в такую погоду полгорода может снести, — подтвердил Иван Максимович.
Не говори! Твои-то дома застрахованы? В ладную цену?
Застрахованы. Ничего.
В «Российском»?
Нет, в «Саламандре».
Вот не люблю ерманцев, — поморщился Лука, — завсегда в «Российском» страхую.
«Саламандра» тоже русское общество.
А что же названье нерусское?
— Это, Лука, вот почему, — улыбаясь, разъяснил Иван Максимович. — Существует легенда: есть будто бы такая ящерица — саламандра, что сама все жжет огнем, но если пламень вспыхнул не от нее, а по другой причине — гасит.
Господи, что же это за чудо такое?
Нет никакого чуда, Лука. Говорят тебе: сказка это, легенда, выдумка,
Так язви же их! — сплюнул Лука. — Что же они такой морочью пользительное общество называют?
Эмблема. Тебе этого не понять, Лука Харлампиевич, — махнул рукой Баранов.
Истинно не понять, — согласился Федоров. — Слаб мой ум постигать всякие выдумки.
