Лебедев стиснул пальцами свой выпуклый, высокий лоб.
Скрыться!.. Кто как сумеет, — сказал он, рывком отнимая руку. — На конспиративных квартирах. Уйти в ближние деревни. Зубицкий за каждым в отдельности гоняться не станет. А там будет яснее, что делать дальше. У нас будет время!
Егор Иванович! — вдруг страстно выкрикнул Порфирий. — А если в Красноярск? К товарищам. Как сразу ты советовал. На соединение с ними.
Да!.. Конечно, Порфирий Гаврилович… Но… теперь труднее подготовить состав, подвести к мастерским, когда здесь идет бой.
Наступило недолгое молчание. Заговорил Порфирий:
Егор Иванович, а если бы сейчас заранее послать нам человека найти машиниста? Сговориться. Стемнеет, и пусть выгонит он порожняк за семафор. Впотьмах никто на станции не разберется. А мы, как вырвемся, сразу туда. И ходу!
А как… найти машиниста? — нервничая все больше, спросил Заговура.
Да есть свои люди! — сказал Порфирий. — Хотя бы Селезневских. Этот сделает.
Нет, как найти?.. Как выйти сейчас к нему отсюда?
И опять наступило молчание. Только глухо стонал Семен, которому Алексей Антонович начал перевязывать рану. Да еще стучались пули в кирпичные стены.
— Да, не легко, — наконец выговорил Лебедев.—
Нужно выбрать кого-нибудь молодого, ловкого, смелого. Отвлечь внимание солдат особенно сильной стрельбой где-нибудь здесь и дать возможность ему проскочить в другом конце двора. Может быть, дождаться сумерек?
Мы можем не продержаться до сумерек, — запинаясь, сказал Заговура. — И потом: если в сумерках мы начнем только искать машиниста — когда же идти на прорыв? Под утро? Нет, нет, столько нам не продержаться…
И еще раз наступило молчание.
Надо пробовать сейчас, — проговорил Лебедев.
Савву Трубачева послать, — сказал Порфирий. — Самый ловкий. И находчивый. Другого — не знаю кого. Он сам придумает, как ему выбраться отсюда.
Вера подняла голову. Савву?.. Здесь и то убивают. А выйти за ограду…
Она подбежала к Лебедеву.
Я пойду. И все сделаю, — торопливо сказала, боясь, что если Савва узнает об этом прежде, чем она уйдет, он не позволит ей пойти вместо него.
Ты? — Лебедев не удивился словам Веры. Он знал: девушка — невеста Трубачева. Тоже смелая и толковая. Это она привела утром женщин с хлебом. — А как ты пройдешь?
Я? Пройду — и все. Прямо. Я три раза уже проходила. А Селезневских как раз тятин кум.
Проходить-то проходила она, верно это, — сказал Порфирий. — Только тогда солдаты еще не стреляли.
Ну так что! А зачем в меня и сейчас станут стрелять?
Она даже без тени сомнения верила в это: ей действительно пройти будет проще, чем Савве. Не станут же солдаты стрелять в безоружную девчонку!
Шагай проворнее, — сказал Порфирий. — Егор Иванович, у этой выйдет. Она проюлит меж солдатами. Только поняла ли ты, что надо сделать?
Все поняла. Сказать Селезневских, чтобы потемну паровоз к порожняку подцепил и за семафор вывел. А там дожидался бы.
Лебедев задумался. Риск есть. Будет риск и для Трубачева. Может быть, даже больший. Но у Саввы и жизненного опыта больше. Он доказывал это делами не раз. Действительно, парень очень находчивый. И во всяком случае нельзя отпустить эту девушку, не посоветовавшись с Саввой. Он может придумать что-нибудь менее опасное.
Нет, погоди, Порфирий Гаврилович, с маху не будем решать, — сказал Лебедев и подтолкнул Веру в плечо. — А ты пойди позови сюда Трубачева. Только скорее.
Вера хотела заспорить, но поняла — бесполезно. С неприязнью сторонясь молча стоящего Буткина, она проскользнула мимо него.
Глянула на баррикаду. Савва стоял на том же месте, привалясь к брусьям, и так же после каждого выстрела толчками дергались его плечи.
Саввушка! — крикнула снизу Вера.
Он не услышал. Вдавливал новую обойму патронов в магазинную коробку винтовки, а сам не отрывал глаз от окна.
И у Веры вдруг промелькнула дерзкая мысль. Она не позовет к Лебедеву Савву, потому что тогда, конечно, пошлют его. А солдаты могут убить. Она пройдет сама, прямо сейчас, как три раза уже проходила. Ее не тронут. Она пойдет своей счастливой дорожкой мимо депо и «брехаловки». Это место особенно хорошо видно от Саввы. Увидит ли он ее? Еще светло. Увидит! Пусть полюбуется, как ловко она прошмыгнет. Савва сразу расскажет об этом Лебедеву, и все поймут, что она поступила правильно.
Во дворе суше, звонче хлопали выстрелы. Посвистывали пули, летя непонятно куда.
Вера пролезла в пролом, прокралась вдоль стены депо, остановилась у самого уголка, замирая. Знакомый холодок страха защекотал ее возле ушей. Ну, сколько тут — еще сотня шагов? Бояться ведь нечего. Солдаты Зубицкого целятся по верху окон, даже случайная пуля ее не заденет, пройдет над головой. Вера оглянулась. В каком окне Савва? Отсюда не угадать.
Девушка зажмурилась и сделала несколько шагов вперед, всем существом своим угадывая, что теперь она идет уже вся открытая, — тяжело поднять веки, когда винтовки направлены прямо в тебя… Но почему в нее? Солдаты ведь стреляют выше! И Вера открыла глаза. Взгляду ее сразу предстала протоптанная в снегу узкая тропинка, затянутые белым инеем рельсы, горки из шпал, а за ними — проросшие таким же инеем солдаты. Колючки их штыков нацелены в окна… Подлые! В Савву…
Вера пошла быстрее и смелее. Нет, теперь она не станет хихикать, вертеться бесенком перед солдатами. Пойдет в упор на них, и пусть посмеют…
Одна колючка штыка вдруг наклонилась. Блеснул короткий красный огонь. Яркий, как солнце, он почему-то разросся в полнеба, приподнял его, расколол и швырнул Вере в лицо жгучую ледяную метель. А потом… не стало уже ничего.
24
Не дождавшись возвращения Веры, Лебедев из нарядной сам вышел в цех — поискать Савву. Время дорого! Нужно немедленно принимать окончательное решение. Заговура раскисает совсем. Еще больше тревожит поведение Буткина…
Как все произошло? С прибытием первого эшелона Зубицкого рота Заговуры ушла в пустые мастерские. Это он, Заговура, дал гудок, сзывая рабочих. Там он произнес речь, убеждая всех, что мастерские неприступны и стойкая их оборона заставит власти принять все требования восставших. Людей увлекли его слова. Они обещали более легкий путь к победе, чем призыв Лебедева на этом митинге — соединить свои силы с восставшими в Красноярске. Люди готовы были сразиться с врагом, но не где-то в неизвестности, уезжая в далекий город. Другое дело — тут вот, на привычном месте. И тогда выступил Буткин. Предложил разойтись по домам, через представителей вести переговоры. Гнев охватил рабочих: «Как! Испугаться
