только опытного наборщика. В эти дни по условному адресу и коду Лебедев получил сообщение от Арсения: едет на восток. В телеграмме был указан вагон и номер поезда. Лебедев подумал: красноярский вокзал не место для встречи. Купил билет и сам покатил на запад, до станции Зеледеевой, за восемьдесят верст от Красноярска. Здесь он дождался подхода пассажирского поезда, в котором ехал Арсений, и влез в вагон.
Стояли сильные морозы, и Лебедев оделся потеплее: в подшитые сарапульские валенки с красными ягодками на голенищах, в стеганые штаны, дубленый овчинный полушубок и шапку треух из рыжей собачины. Вокруг шеи он намотал связанный руками Моти шерстяной шарф, все время задиравший ему бородку кверху.
Лебедев, наверно, очень долго мог бы ходить по вагону, разыскивая Арсения, если так же преобразился бы и тот. Но Арсений ехал в обычном своем виде, и только вместо знакомой Лебедеву студенческой тужурки на нем была напялена блуза, какие носят техники и мастера.
В купе вагона третьего класса, где помещался Арсений, было людно и шумно. Его спутники резались в «дурака», азартно шлепали распухшими картами по крышке чемодана, поставленного на колени, а две толстые, румяные молодухи, обнявшись, напевали частушки, в последней строчке всякий раз чуть-чуть нескромные, и при атом маслено косили глазами на ухарски улыбавшегося им со второй полки мордастого парня. Можно было, приткнувшись в уголок, спокойно поговорить здесь, но Арсений потащил Лебедева в тамбур:
Мужик, ты здешний? Пойдем покурим… Расскажешь, какие места проезжаем.
Вагон трясло, подбрасывало на закруглениях пути, скрипели двери.
Ну, как тут у тебя, Михаил? — спросил Арсений, притягивая его поближе к окну, заметанному тонкими морозными узорами. — У-у! Да ты пополнел! Или это борода так щеки раздвинула? Вроде и не клином стало теперь лицо у тебя. Вид, как говорится, вполне соответственный. Ну, красноярский обыватель, рассказывай — как ты ягавешь?
Живу ничего.
Люблю точные ответы.
А ты, Арсений, как живешь?
Выходит, тоже ничего. Ну, говори, говори! Рассказывай.
Да что же. Вот после провала помогли товарищам заново организовать комитет, — Лебедев коротко пересказал, чем занят был последнее время в Красноярске. — Теперь готовим «технику», скоро пустим в ход… У тебя, наверно, интересного больше, Арсений. Где ты сейчас, откуда едешь, куда? Давно ли виделся с Лениным?
Еду в Харбин, помогать товарищам. Это очень важно — выиграть у правительства армию! Что? Да, я видел Владимира Ильича совсем недавно. Это была его мысль — поехать мне в Маньчжурию.
Он здоров, работает, пишет? Что там вообще происходит? Мы совершенно ничего не знаем. Живем разными слухами.
Арсений закурил папиросу, прислонился плечом к желтой, сбитой из узких реек стенке вагона.
Ты понимаешь, Михаил, положение создалось очень сложное. В Центральный Комитет, вопреки всему, кооптированы меньшевики — подлая работа Троцкого. «Искра» полностью в руках меньшевиков. Многие важные сообщения с мест ими утаиваются от Ленина. Как все это мешает живому делу революции и отвлекает силы Ленина на борьбу с раскольниками внутри партии! Владимир Ильич создает теперь новую газету «Вперед» — свою, большевистскую газету. Вот возьми, почитай. — Арсений передал Лебедеву газеты. — Вышло уже два номера, сделано огромное дело. Но все же, когда меньшевики кругом воздвигают свои барьеры, Ленину стало много труднее иметь постоянную и надежную связь с мостами, давать им свои советы, указания.
Об этом мы догадывались, — с горечью проговорил Лебедев. — Мы здесь, в Сибири, за последнее время ни строчки не имели от Ленина. Зато меньшевистской литературы — в обилии.
Вот и правильно, что вы создаете свою «технику». Сами печатайте листовки, брошюры — восполняйте то, чего недостает, вышибайте меньшевистский дух! Ну, а свою местную тактику применительно к общим задачам разрабатывайте тоже сами. И связи! Главное — прочнее держать между комитетами связи. Сговариваться о совместных действиях. Между прочим, вам, сибирякам, это легче — у вас есть Союзный комитет.
Лебедев ногтем большого пальца сломал, раскрошил ледяной узор на стекле.
Союзный комитет! Он весь пропитан меньшевистскими настроениями.
Позволь, но там ведь Гутовский, а он — сторонник большинства!
Он так себя называет. А поступает как завзятый меньшевик! Да ты и сам мне писал, что он намерен был взять обратно резолюцию Союзного комитета с требованием созыва Третьего съезда…
Видишь ли, Михаил, это напечатала «Искра». Из каких источников — бог весть. После же я узнал: когда Гутовский приезжал в Женеву, Ленина там не было. Гутовский оставил ему письмо. Я читал его. Оно не очень меньшевистское, скорее просто примиренческое. Гутовский в нем настаивает даже не на примирении с меньшевиками, а, собственно, только на перемирии.
Советует за время перемирия укрепить силы большевиков.
Арсений! Борьба ли, перемирие — но точки зрения у нас и у меньшевиков расходятся все больше. И на практике получается, что вот, к примеру, наш красноярский или читинский комитеты просто… не хотят иметь дело с Союзным комитетом! Для нас совершенно ясны положения Ленина о путях развития революции в России, установки же Союзного комитета иногда вносят полный сумбур. И мы тогда вынуждены полагаться главным образом только на свою революционную совесть.
Так и должно делать, — гася папиросу и засовывая окурок в настенную пепельницу, проговорил Арсений. — Но ты меня перебил, Михаил, не дал досказать. Дело в том, что Ленин в ответ на письмо Гутовского написал сюда, в Союзный комитет, свое письмо. Содержания его я не знаю, но что мог ответить Ленин, который совершенно не терпит политики примиренчества с меньшевиками, легко представить. И такое письмо сюда было послано. Об этом мне говорил сам Ленин. Ну да, впрочем, что же — ты об этом, конечно, и сам теперь знаешь.
Лебедев помял свою бородку, посвободнее растянул на шее шарф.
Поздней осенью я встречался с Буткиным, — сказал он, поглядывая в окно, за которым мелькали засыпанные снегом черные ели. — Буткин ни звуком не обмолвился о письме Ленина.
Мимо прошел кондуктор, посмотрел подозрительно на Лебедева — не заяц ли? — но требовать билет не стал. Только спросил:
Докуда едешь?
До Красноярска.
Смотри…
Арсений прихлопнул плотнее дверь на площадку, с которой тянуло белым морозным паром.
Было послано сюда и еще письмо, — раздумчиво проговорил он. — От Крупской. В нем очень подробно она писала о гнусной борьбе меньшевиков из Центрального Комитета против Ленина. Крупская все это объясняла сибирякам, чтобы они в самом деле не взяли обратно свою резолюцию насчет созыва Третьего съезда. Разве ты ничего не знаешь и об этом письме?
Тоже впервые слышу! Повторяю, Арсений, к нам ни единой весточки не приходит от
