он ни за что не оставит ее одну сегодня, зная, что эта ведьма звонила. Но, как он мог позволить своему темному прошлому вмешиваться в их светлое настоящее? Она чувствовала себя облитой грязью этого прошлого, и внезапно ей показалось, что стены комнаты рушатся на нее, ей хотелось бежать из дома, который она так любила. И во всем виноват Титус, он не должен был Давать номер их телефона Камилле. Он должен был оградить свою возлюбленную от этой мерзости. Она ничего не хочет знать. Просто не желает!
Когда вернулся Титус, Элис ждала его в гостиной, со злостью меряя ее шагами. Она надела ярко-красное короткое платье, недавно вымытые волосы пышной шапкой осеняли лицо, как у женщин на картинах Милле.
— Привет! — сказал Титус и присвистнул от восхищения. — А я и не знал, что мы сегодня вечером куда-то собираемся.
— Мы никуда не собираемся, — отрезала Элис. — Звонила твоя бывшая любовница. И, пожалуйста, не притворяйся, что не знаешь, о ком я говорю. Она сказала, что ты ей срочно нужен. Это Камилла…
— Камилла? — лицо Титуса побледнело. Элис уставилась на него, отметив, какое впечатление произвело на него имя этой женщины. Но, сдержав волнение, она продолжала:
— Да, она звонила весь вечер и дважды даже не потрудилась ответить!
— Что она сказала? — тихо, почти робко спросил Титус, но Элис была слишком зла, чтобы заметить это. Он в первую очередь должен думать о ее состоянии, а не о проблемах этой женщины.
— Что ты должен позвонить ей немедленно. Она не просила, она приказывала. И еще она сказала, что ты — ее должник, всегда им будешь! Поэтому ты должен все бросить и делать то, что она тебе прикажет. Ведь ты так и сделаешь? — добавила она в ярости.
Она хотела выйти, но Титус, придя в себя, догнал ее и схватил за руку.
— Куда ты?
— Куда глаза глядят. И не думай, что я вернусь, пока ты со всем этим не разберешься.
— Послушай, дай мне объяснить. Я давно собирался все тебе рассказать, но теперь ты знаешь. Понимаешь, я…
— Не надо! — прервала его Элис. — Я не хочу ничего знать. Эта… эта женщина — сущий дьявол. Отделайся от нее, Титус, только и всего.
Высвободив руку, она направилась к двери. Титус не пошел за ней, но его искаженное лицо стало белым, как простыня.
— Не надо так, Элис.
— Почему, черт возьми?
— Пожалуйста, останься и выслушай меня. Элис вздернула подбородок, и в ее глазах сверкнуло пламя гнева.
— Я уже сказала, что не останусь. Уладь все, чтобы мы опять могли быть счастливы. И она вышла из дома, хлопнув дверью. Встретив группу друзей-студентов, которым тоже нечего было делать, она отправилась с ними в диско-клуб. В такие места она обычно не ходила: Титус тяготел к классике или джазу, и она разделяла его вкус. Но сегодня ей хотелось громкой музыки, чтобы изгнать все тревоги из головы, чтобы яркие огни дискотеки погасили картины разыгравшегося воображения, а хорошая выпивка ускорила этот процесс. Они пробыли в клубе до двух часов ночи, потом всей гурьбой вышли на улицу и после музыкального гвалта тишина ночи подействовала на них оглушающе.
— Я не хочу идти домой, — заявила Элис бойко, хотя голос ее при этом дрожал.
— Тогда пошли к нам, — предложил кто-то из студентов, и они отправились продолжать вечеринку.
В университетских городках, если где-то идет вечеринка, даже импровизированная, как у них, то весть об этом распространяется быстро, и вскоре набралось много народа, послышался звук открываемых бутылок и пивных банок. Когда в доме было уже тесно, они высыпали на улицу и к ним присоединились соседи, разделяя их веселье. В ту ночь вечеринка прошла прекрасно: полиция не появилась, чтобы их разогнать, и они гуляли до рассвета. Элис напилась дешевого вина, натанцевалась с парнями, которые то и дело спрашивали, не ушла ли она от Титуса и не расстались ли они навсегда. Все закончилось тем, что она оказалась на одной кровати еще с двумя девушками.
Около семи утра появился Титус, прошелся по дому, разглядывая спящих, и когда наконец нашел ее, на руках отнес в машину и отвез домой.
Элис ничего не соображала, пока он не поставил ее, одетую, прямо под холодный душ. Она закричала, заметалась, не понимая, что происходит, и пыталась выбраться. Но Титус держал ее под холодными струями, пока она окончательно не пришла в себя и не начала дрожать.
— Теперь вытрись и надень вот это, — приказал он, подавая купальный халат. — Потом спускайся вниз.
— А можно мне лечь в постель? — умоляла Элис. — У меня ужасно болит голова.
— Делай, что тебе велят. Снимай скорее мокрое платье.
— Сделай это ты, — попросила она.
— Если я прикоснусь к тебе, то только для того, чтобы отшлепать, как ты того заслуживаешь.
— О, дурачок, — и она захихикала. Но у Титуса, казалось, пропало чувство юмора и он, рассердившись, начал трясти ее так, что с разметавшихся волос во все стороны полетели брызги. У нее зубы стучали от холода, а от тряски голова разболелась еще сильнее, но яростный блеск в его глазах изгнал из нее остатки похмельного дурмана.
— Оставь меня, — крикнула она.
— Ты переоденешься?
— Да.
— Поторопись. Я хочу поговорить с тобой. Он вышел, а Элис сняла мокрую одежду и несколько минут простояла под горячим душем, потом переоделась. Она надела пижаму и старый халат Титуса, в который завернулась, как в плед, намотала полотенце на мокрые волосы и сошла вниз.
— Садись сюда.
Он разжег камин в гостиной, но шторы были открыты и в окна проникал утренний солнечный свет. Элис зажмурилась, совершенно потеряв представление о времени. Она пыталась вспомнить, что произошло ночью, но в памяти был провал.
— Выпей это.
Она села в кресло у камина, и он протянул ей чашку очень крепкого, горячего кофе.
— Можно немного молока?
— Замолчи и пей!
Она замолчала, подавленная его гневом.
— Зачем ты ушла и так напилась? — спросил через некоторое время Титус. Не могла придумать более взрослого способа проявить свои чувства?
Она отхлебнула кофе, поглядывая на него поверх чашки.
— Ну, тебе нечего сказать? — зло спросил Титус.
— Ты просил меня молчать, — заметила она, не сумев скрыть самодовольства в голосе, все еще ощущая опьянение.
Он сделал угрожающий шаг в ее сторону, и ей в эту минуту показалось, что он готов ударить ее. Но он только сжал кулаки.
