Нечленораздельно буркнув, гигант положил чемоданчик на пол, раскрыл его и извлек нечто похожее на строительный мастерок. Металлическая пластина повторяла контуры бриллианта, в слабом свете лампы передняя кромка сверкала, как если бы инструмент недавно затачивали.
– Известно тебе, что это такое? – спросил он. Онемевший Икбар ошеломленно взирал на непонятный предмет.
– Лопатка археолога, – с ухмылкой пояснил европеец. – Ею осторожно, слой за слоем, снимают почву, вот так. – Он несколько раз провел лопаткой перед искаженным от страха лицом старика. – Но существуют и другие способы применения.
Мужчина взмахнул лопаткой и молниеносно рассек ее острием щеку Икбара. Из огромной раны хлынула кровь. От боли старик закричал.
– В последний раз. Где она?
Прятавшаяся за кувшинами девочка беззвучно взывала к джинну Аль-Гулю с мольбой о помощи.
Было уже за полночь, когда шасси самолета коснулись бетона взлетно-посадочной полосы.
– Добро пожаловать в Каир, – приветливо улыбнувшись, произнесла стоявшая на верхней ступеньке трапа бортпроводница, когда Тэйра переступила порог салона. – Будем рады, если вам у нас понравится.
Перелет оказался довольно скучным. Тэйра заняла кресло у прохода рядом с супружеской парой и половину пути терпеливо слушала, какие проблемы принесет ее желудку египетская кухня. Выпив пару стопок водки, Тэйра ненадолго увлеклась сюжетом демонстрировавшегося видеофильма, затем купила с тележки стюардессы бутылку беспошлинного виски, откинула спинку кресла и бездумно уставилась в потолок. Страшно, как всегда бывало в полете, хотелось курить, однако вместо этого Тэйра попросила принести ей кубики льда.
Отец начал работать в Египте, когда Тэйра была еще ребенком. Многие авторитетные историки считали его одним из наиболее выдающихся египтологов современности. «Он стоит вровень с Петри и Картером, – сказал однажды уже повзрослевшей Тэйре коллега отца. – Если для углубления наших знаний о древней цивилизации кому-то и удалось сделать больше, то мне имя этого человека пока не известно».
Она имела все основания им гордиться, но на самом деле к громким достижениям отца на ниве археологии Тэйра оставалась совершенно равнодушной. Еще маленькой девочкой она осознала, что давно ушедший в небытие мир заботит отца больше, чем проблемы его семьи. Даже имя собственной дочери он подобрал такое, в котором звучал отголосок имени древнеегипетского бога солнца – Ра.
Каждый год он отправлялся к берегам Нила на раскопки. Поначалу полевой сезон длился чуть более месяца: отец уезжал в ноябре и возвращался в канун Рождества. Со временем, когда девочка подросла, а отношения с ее матерью дали глубокую трещину, дома отец стал показываться все реже.
– Он завел себе новую даму сердца, – сказала однажды мать. – Ее зовут Египет.
Конечно, это была шутка, но улыбки она почему-то не вызывала.
Потом врачи обнаружили у матери рак, и бедная женщина начала быстро угасать. Именно тогда Тэйра впервые испытала ненависть к отцу. В то время как болезнь безжалостно пожирала печень и легкие матери, он предпочитал держаться где-то вдалеке, не желая хотя бы парой ничего не значащих слов поддержать дочь. За несколько дней до трагической развязки Тэйра позвонила ему в Египет и, удивляясь душившей ее ярости, прокричала в трубку оскорбительно мерзкие обвинения. На похоронах отец и дочь едва кивнули друг другу. Через день он вернулся в Каир – чтобы восемь месяцев в году читать лекции местным студентам, а оставшиеся четыре проводить у древних могил. Общение удалось восстановить лишь через два года.
Но были и другие воспоминания, более приятные. Еще совсем маленькой девочкой Тэйра однажды горько расплакалась, и, желая ее успокоить, отец показал удивительный фокус: ловким движением он легко отделил от ладони большой палец левой руки. И при этом не пролилось ни капли крови! Девочка изумленно расхохоталась и потребовала повторения, с восторгом наблюдая за его манипуляциями.
Утром в свой пятнадцатый день рождения – он запомнился лучше всех остальных – Тэйра, проснувшись, обнаружила на полке камина конверт с собственным именем. Внутри лежал кусок старого пергамента со стишком о сокрытом в доме сокровище и намеком на то, как его разыскать. Следуя весьма обманчивым указаниям, девочка обыскала небольшой особняк и прилегавший сад, чтобы обнаружить наконец в неприметном ящике на чердаке редкой красоты золотое ожерелье. Каждый ключ, указывавший путь к разгадке, представлял стилизованные под древнеегипетские иероглифы (и это было самым таинственным!) изображения обычных предметов. Рисунки и хитроумный текст наверняка отняли у отца не менее полудня. Вечером он повел их с матерью в ресторан и за ужином развлекал очень интересными историями о своих раскопках.
– Ты выглядишь настоящей богиней, Тэйра, – шепнул он, поправляя на ее шее ожерелье. – Первая красавица в мире! Я горжусь тобой.
Подобные моменты, как бы редки они ни были, все же компенсировали холодную отчужденность и привязывали Тэйру к отцу. Вот почему через два года после смерти матери она решила позвонить в Египет и договориться о примирении. Вот почему она прилетела в Каир и сейчас. В глубине души Тэйра знала: несмотря на бесчисленные недостатки, отец всегда был человеком добрым и порядочным. Пусть по-своему, но он любил ее, нуждался в ней – точно так же, как и она в нем. Каждую встречу в обоих оживала надежда: может, на этот раз все сложится по-другому? Вдруг они перестанут пререкаться и будут счастливы общению друг с другом, как обычные отец и дочь? Может, у них что-то получится?
Шанс еще есть, думала Тэйра, когда самолет начал снижаться. Но скорее всего через полчаса после встречи взаимная радость уступит место привычным спорам.
– Полагаю, вам известно, – бодро проговорил сидевший слева от Тэйры глава семейства, – что большинство авиакатастроф происходит именно во время посадки?
