Он попытался отвести ее к джипу, но не тут-то было: Фрея вырвалась из его хватки.
— Прошу вас, — умоляюще повторила она. — Я не представляю, через что вы прошли за эти три года… Мы, конечно, не вправе просить, но я все равно попрошу. Помогите нам. Расскажите про оазис. Пожалуйста.
Фадави, казалось, слушал ее в полуха — он неотрывно глазел на ее грудь, которую тесный жакет и блузка только подчеркивали. На обтягивающей ткани прорисовывались очертания сосков.
— Великолепно, — произнес египтянин, скользя глазами ниже и тотчас поднимая их к ее светлым волосам. — Уже и не вспомню, когда в последний раз оказывался в компании столь привлекательной молодой особы. Больше всего мне не хватало этого в Туре — ну, знаете, прелестей женского общества: щебета, смеха, красоты. Я обожаю красавиц. А в тюрьме меня радовала только одна открытка с обнаженной танцовщицей из гробницы Нахт, которая, могу заверить, даже не суррогат.
Он лукаво покосился на Флина — словно охотник, загоняющий зверя в капкан, уже зная о его предстоящих мучениях.
— Да-да, столько лет прошло с тех пор, как женщины передо мной раздевались, — прибавил Фадави и облизнулся, алчно раздувая ноздри. — Все эти ножки-грудки, Укромные ме…
— Прекрати! — рявкнул Флин. — Слышишь? Прекрати сейчас же! Я знаю, что у тебя на уме, и мы не собираемся стоять здесь и слушать…
— Она тебе нравится, правда? — вкрадчиво вставил Фадави.
— Что?
— Она тебе нравится. — Теперь он вовсю ухмылялся, уже с очевидной издевкой. — Даже очень.
— Понятия не имею, о чем ты.
— Она тебе симпатична, тебя к ней влечет, ты ее…
— Пойдем отсюда.
Флин грубо схватил Фрею за руку, подтолкнул в сторону джипа. Не успели они сделать несколько шагов, как Фадави их окликнул:
— Я расскажу то, что вы хотите знать. Об оазисе. О моей находке. Я все расскажу.
Флин замер на месте и обернулся, не отпуская девушку.
— Где он, как он — все, что пожелаете услышать, — произнес египтянин. — Только… — он замолчал, злорадно ухмыляясь, и захлопнул капкан, — я хочу увидеть ее обнаженной.
Флин выпучил глаза от ярости и отвращения. Он только собрался исторгнуть обличительную тираду, но в этот миг Фрея вырвалась из его хватки.
— Идет.
Флин оторопело воззрился на нее.
— Черта с два!
— Где — здесь или в доме? — спросила она, обращаясь к Фадави.
— Фрея, если вы думаете, что я позволю…
— Так здесь или в доме? — повторила она вопрос.
Флин снова поймал ее за руку.
— Ты никуда не…
__ Не смей мне указывать, что делать и чего не делать! — обрушилась она на Флина. — Понятно? Тебя это не касается!
— Еще как касается! Если б не я, ты бы в жизни не узнала ни о каком оазисе! И я не позволю тебе продаваться какому-то старому извращенцу ради нашей с Молли…
— Ты тут ни при чем. Ни ты, ни Молли, ни оазис! — выкрикнула Фрея. — Я это делаю ради Алекс. Ради сестры — своей убитой сестры. Потому что она хотела бы это знать…
— Если ты думаешь…
— Что я думаю — не твое дело! Это касается только нас с Алекс, и точка!
— Ради Бога, Фрея! Алекс не захотела бы…
— И точка! — прокричала Фрея. Она повернулась к Фадави, смахивая волосок с глаза. — Ну так где?
Египтянин наблюдал за перепалкой, откровенно радуясь метаниям Флина.
— Пожалуй, в доме, — ответил Фадави, давясь от смеха. — Да, там определенно будет лучше. В стороне от любопытных глаз. Пройдем? — Он протянул руку к парадной двери.
— Я не позволю! — крикнул Флин.
Фрея, словно не замечая Броди, кивнула Фадави и направилась к порогу.
— Не позволю, слышишь? — повторил Флин, тыча в нее пальцем. — Слышишь? К черту самолет, к черту оазис! Я этого не допущу!
Фадави открыл перед Фреей дверь и провел девушку внутрь.
— Мы ненадолго отлучимся… — Он повернулся к Флину с победоносной ухмылкой. — А ты пока погуляй посаду. Не стесняйся, угостись бананчиком. Только из уважения к нашим сугубо личным делам держись подальше от окон.
Египтянин заглянул Броди в глаза, упиваясь бессильной яростью англичанина, подмигнул, весело помахал на прощание и захлопнул за собой дверь.
Убивать людей стало не так весело, как раньше. К такому выводу пришли близнецы, в ожидании следующего поручения гоняя шары на бильярдном столе Гиргиса. Даже пытки не приносили былой радости. Как чемпионы, которые выиграли все существующие турниры, завоевали все кубки, братья утолили жажду славы, и теперь им все наскучило.
Когда-то было иначе. Когда-то они гордились работой, считали себя мастерами, профессионалами своего дела. Как плотник находит радость в идеально сработанной ножке стула, а стеклодув — в прекрасной вазе, так и близнецы радовались хорошо выполненному заданию, находили в нем неподдельный кайф. Взять хотя бы обколовшегося наркодилера, которого они заставили съесть свой собственный глаз, или журналиста из «Аль-Ахрама», скормленного белым медведям в зоопарке Гизы, или четыре задания в Александрии, выполненные в течение одного дня, после чего они вернулись домой и успели приготовить обед своей матушке, — вот что давало им настоящее удовлетворение.
Со временем острота чувств притупилась, а последняя работа и вовсе доконала ее. Конечно, они славно повеселились, носясь на машинах по всему городу, да и старого извращенца в Дахле было приятно пощекотать, но кружить в вертолете над пустыней в поисках древних развалин, слушать вопли козла Гиргиса — где, черт возьми, в этом смысл? Пустая трата сил, времени и таланта — больше ничего.
Поэтому-то, расставляя шары для новой партии, близнецы сообща решили, что больше иметь дел с Гиргисом не станут. Пришла пора отделяться и открывать свой киоск. Сначала они думали с этим повременить до начала футбольного сезона, но, все взвесив, сочли момент не менее подходящим, чем другие. Последнее задание — и все. Тридцать лет — самое время завязывать.
— Убить его, как считаешь? — спросил близнец со сломанным боксерским носом, утрясая шары в треугольной рамке и устанавливая ее точно под розовым пятном. — Гиргиса. Чтобы уж все чин по чину.
— Мысль интересная, — ответил второй.
— Мы же не хотим от него неприятностей?
— Еще чего.
— Тогда закончим работу…
— Да, профи по-другому не поступают.
