– Это не оправдывает палестинцев, – настаивал Халифа. – Мстить за гибель детей, убивая еще больше детей, – разве это выход?
– А где же тогда выход? – все более распалялся Тавфик. – Как отстоять свои права в борьбе с сильнейшей армией на Ближнем Востоке и четвертой по мощи в мире? Теракты, конечно, варварство, но что же, черт возьми, придумать, чтобы остановить пятьдесят лет беспрерывного насилия и измывательств?
– Ах-ах-ах, палестинцы такие отважные борцы за права человека… – буркнула Зенаб. – Или мы.
– Да дело вовсе не в этом, – с ходу отмел встречное возражение Тавфик. – Люди не станут обвязываться тротилом и взрываться ко всем чертям. Просто нет у них другого выхода.
– Я не пытаюсь защищать израильтян, – сказал Халифа, протягивая спичку, чтобы дать прикурить Наваль. – Я только полагаю… я полагаю, как и Зенаб, что проблему это не решает.
– Значит, ты не испытываешь в глубине души тихой радости всякий раз, когда слышишь о новом взрыве? – спросил Тавфик. – Неужели ты никогда не чувствовал, что, мол, так им и надо?
Халифа потупил взгляд, не решаясь дать быстрый ответ. В комнате повисла напряженная пауза, сигаретный дым извилистыми струйками медленно клубился к потолку. Пока Халифа собирался с мыслями, в разговор вмешалась Сама:
– Не знаю, как остальным, а мне кажется, пришло время отведать десерт. Это ведь им так вкусно пахнет, а, Зенаб? Давай-ка я помогу Бате его принести. Какой замечательный получился вечер!
Спать они легли только в первом часу ночи. Зенаб заснула почти мгновенно, а Халифа минут двадцать ворочался с боку на бок, то вслушиваясь в тихое посапывание малютки Юсуфа, то наблюдая бегущие по потолку блеклые отражения лучей от фар проносившихся по улице машин, то просто ощущая стук своего сердца.
Потеряв надежду побороть бессонницу, инспектор вышел в холл. На полу в центре холла стоял миниатюрный фонтан – Халифа смастерил его когда-то, чтобы немного украсить их унылое жилище. Он нажал кнопку на стене, и легкие брызги тонкими дугообразными струйками полетели в маленький пластиковый бассейн, к которому был прикреплен насосик. Вторая кнопка запустила хоровод разноцветных фонариков по краям ванночки. Фонтан не был шедевром – насос работал с перебоями, плитки по бокам бассейна лежали местами криво, – однако равномерное журчание воды и веселое свечение фонариков действовали на Халифу успокаивающе.
Он долго сидел на полу, прислонившись спиной к стене и потирая усталые глаза, затем нагнулся к стоявшему справа на деревянном стуле магнитофону и включил воспроизведение. Вкрадчивый, убаюкивающий голос Умм Култумм[28] развеял ночную тишину трогательной песней о любви и разлуке.
Позади раздался шорох, и в холл вошла Зенаб со слипшимися спросонья глазами. Она поцеловала мужа в лоб и присела рядом, положив голову на плечо так, что ее волосы волнами спустились по его нагой груди.
– Тебе не понравилось сегодня? – спросила она сонным голосом.
– Нет, почему… Просто…
– Скучно, – договорила за него Зенаб. – Не отнекивайся, я вижу.
Халифа провел рукой по ее волосам.
– Извини, кое-какие мысли из головы не идут.
– Что-то не так на работе?
Он кивнул и коснулся ладонью ее груди.
– Может, поговорим?
Халифа пожал плечами и промолчал. Теплый голос Умм Култумм окутывал их невидимой шелковой лентой.
– Знаешь, что я вспоминаю, слушая эти слова? – сказала Зенаб, поглаживая шрам на его запястье, оставшийся от укуса собаки в детстве. – Тот день в Джебель эль-Силсилле, когда ты поймал сома к обеду и мы купались в Ниле. Помнишь?
Халифа улыбнулся:
– Ну как же я могу забыть? Ты зацепилась ногой за водоросли и подумала, что тебя держит крокодил.
– А ты в новых брюках провалился в лужу. Никогда не слышала такой брани!..
Он рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Она прижалась крепче, обняв его за талию.
– Что случилось, Юсуф? Ты был такой задумчивый сегодня. Да и вчера… В чем дело?
Халифа вздохнул.
– Ничего. Передряги на работе.
– Не скрывай от меня, может, я смогу помочь.
Он помолчал некоторое время, глядя на мерцающие капельки на фонтане, затем откинулся головой к стене и перевел взор на трещину в потолке.
– Я виноват, Зенаб, – сказал он тихо. – Я поступил дурно и не представляю, что теперь нужно делать. Или, во всяком случае, боюсь что-то делать.
– Ты не можешь поступить дурно, – прошептала она, приподняв руку, чтобы погладить его по лицу. – Ты добрый человек. Я это знаю, наши дети знают. И Бог знает.
– Нет, Зенаб, это не так. Я слаб и труслив. Ты лучшего обо мне мнения, чем есть на самом деле. Я обманул тебя. Да и себя тоже.
Он нервно потер виски. Наступила долгая пауза, нарушаемая лишь мелодией магнитофона и плеском воды из фонтанчика. Затем Халифа начал рассказывать. Он говорил сначала медленно, стараясь сохранять спокойствие, но речь его все убыстрялась, он горячился, с трудом сдерживая кипевшие внутри эмоции. Он рассказал ей обо всем: о Пите Янсене, Ханне Шлегель, Мохаммеде Джемале, о случайной встрече с его женой.
– В то время я боялся спорить с начальством, – закончил Халифа долгую историю. – Я был слишком молод и только пришел в участок. Я опасался потерять работу. В итоге ни в чем не повинного человека приговорили из-за моего малодушия… А мне… и сейчас страшно. Я боюсь копаться в этом деле, понимаешь? Шестое чувство подсказывает, что все это связано с очень опасными вещами и лучше их не ворошить… Да и вообще я не уверен, стоит ли рисковать положением ради…
Он запнулся на полуслове и покачал головой.
– Ради такого типа, как Джемаль?
– Да, это тоже… и потом, Хассани прав – Янсен мертв. В любом случае ничего не изменится оттого, что мы нароем.
Зенаб посмотрела ему в глаза, не отводя взгляда несколько секунд.
– Есть еще какая-то причина, – сказала она. – Я вижу. Я чувствую. О чем ты думаешь, Юсуф?
