— Анька мне всё доказывала, что ты психологически старше меня на целую вечность. Похоже, и ты тоже в этом уверена.
Он мог передать ей всё мысленно — но говорить с Ольгой словами было намного приятнее.
— Женщина психологически всегда старше мужчины. Способность к материнству задаётся природой; а мужчине способность к отцовству надо воспитывать поступками, которые вмиг не совершишь. Здесь, в школе, кстати, взрослость чётко измеряется цветом повязки.
Она усмехнулась, и Ермолай в ответ растянул рот до ушей.
— Ты не радуйся раньше времени. Нам с тобой предстоит решить небольшой психологический этюд. Наладить отношения с Ингой. Ты уже знаешь, зачем. Вот и думай, что и как делать. Если она постоянно нас вместе будет видеть, сомневаюсь, что это пойдет делу на пользу.
И дочь шамана ушла, оставив его сидеть в задумчивости над тарелкой с недоеденным супом. Как всегда, девушка ограничила общение с ним самыми необходимыми словами. Да и те она роняла скупо — Харламов иногда не всё и понимал. И при этом юноша не сомневался — точнее, чувствовал, знал — что общение с ним для дочери шамана приятнее и легче, чем общение с любым другим человеком из их лодочной команды. Но и здесь, в школе Радуги, в их отношениях ничего не изменилось. Девушка всё так же удерживала его на расстоянии. Да ещё и эта желтая повязка у нее на голове! Как это она так быстро её заслужила?
Сосредоточиться у него не получалось, оттого он и не спешил в подземелье. Артемовна даже при выставленной защите его присутствие во дворе почувствует и сама под башню не станет спускаться. Здесь никого из учеников никуда не подгоняли. Каждый знал — если он считает нужным, может отдохнуть от занятий. Но потом придется наверстывать упущенное. Хоть каждый и занимался по собственной программе, но все понимали — заслужить повязку можно, только показывая хорошие результаты.
Если Харламов и хотел отдохнуть, придти в себя, у него не получилось. Подошел Лёня Кутков, показал выставленный большой палец:
— Защита мыслей у тебя — на все сто, — и пошел себе, ни о чём не спрашивая.
Прошла Хоменкова, уныло тащась за деловито шагающими братьями. Ей было не по себе. Братья с утра до вечера тренировали волевое воздействие на неодушевленную материю, а она присутствовала при них никому не нужной нянькой.
— Галина, — окликнул её юноша. — Тебе преподаватель что-нибудь про твои способности говорил?
Галка кивнула. С ней беседовал сам директор. Лысый отметил у нее два таланта — обострённое предвидение опасности и умение руководить братьями. Поговорил, спросил, чего она хочет.
— Ты понимаешь, Гала, здесь совсем другая школа. Ты сказала, что хотела бы присмотреться. Вот тебе и предоставили такую возможность. Ты же не можешь вечно ходить всюду за ребятами. Они оттачивают свой талант, а тебе надо заниматься своим.
— Как? — растерянно спросила Галка, глядя в спины исчезающим в Большом доме братьям. — К кому мне идти? Никто, кроме директора, со мной не разговаривал.
Ермолай пожал плечами:
— Возможно, ты и не хотела. Здесь вообще-то твои желания на расстоянии улавливают. Если бы ты действительно захотела…
Галина еще растерянно потопталась возле него, не зная, как поступить, но тут к ней подошла распорядительница и пригласила в Большой дом. На прощанье Хоменкова послала юноше благодарный взгляд.
— Пользуешься популярностью, Ерёма, — поддела его Мариэтта, стоявшая неподалёку.
Вот её мыслей Харламов совершенно не мог воспринимать. Быть может, этим и объяснялось его настороженное к ней отношение. А девушка остановилась возле него и доброжелательно улыбнулась. Инга, та улыбалась как-то заискивающе, очевидным образом выпрашивая внимание окружающих. Мариэтта у окружающих ничего не выпрашивала. Она до них снисходила. Но снисходила, не как Надька Белова — с горных вершин в пастушьи хижины, нет. Она снисходила к собеседнику, как к равному, как к столь же интересному и уважаемому человеку; только вот снисходить она могла, лишь когда позволяло время. И, ощущая это, каждый должен был быть ей за это благодарен.
Юноша даже удивился появляющимся у него при её виде ассоциациям. Может, оттого, что он не мог напрямую вникнуть в её эмоционально-рассудочный мир, ему приходилось столько додумывать, опираясь на внешний рисунок поведения?
— Смотри, отобьешь Галю у братьев, придется тебе самому у них нянькой быть.
— Вот уж к чему не стремлюсь, — машинально ответил Харламов.
— Ты не стремишься, это верно, — согласилась Мариэтта Узоян, — а Ольга твоя ещё меньше тебя. Но ведь почему-то назначили старшими именно вас. Так что придется нас, недорослей, нянчить. Ну, с мальчиками Оленька как-нибудь справится, а вот девиц придется тебе, Ерёма, воспитывать. Я тебе сочувствую, учти.
— Кто тебе сказал, что нас с Ольгой старшими назначили? — поразился юноша. — Над кем старшими?
Мариэтта, не особо чванясь, коротко описала свое понимания сложившейся ситуации. Она быстро поняла, что оказалась на особом положении. Если всех других разобрали учителя и инструкторы и сразу принялись совершенствовать врожденные таланты, то с ней беседовали все преподаватели по очереди, пытаясь пробудить в ней собственный интерес. Она и мысли пробовала читать — без пользы, и воздействие на материальные предметы ей не удалось.
— Я, конечно, спросила — неужели после всех тестов и испытания на Краю преподаватели школы до сих пор не знают, к чему я пригодна? А здесь, Ерёма, люди честные, врать никто не стал. 'Знаем, — говорят, — только эти качества можно развивать исключительно у обладателей оранжевых повязок. А пока придётся заняться чем-либо другим, чтобы ту повязку заслужить'. Вот так, прямо и без обид. И поселили меня на первом этаже, вместе с другими, не до конца проверенными. Откровенничать же разрешили только с тобой или с Ольгой. Никто мне не говорил, что вы — старшие. Только ведь догадаться нетрудно.
— Ну, с Ольгой понятно, — задумчиво почесал нос Ермолай, — она с малолетства идет Путем Радуги, знает и умеет столько, что заслужила желтую повязку. Здесь все ясно. Но я-то почему?
— Есть у меня одно предположение, — Мариэтта, как ни в чём ни бывало, протянула руку и принялась теребить пуговицу на нагрудном кармане юноши. — Прости меня за прямоту, но все в нашей лодочной команде слегка сдвинутые. И я тоже, естественно, отрицать не стану. Но иные сдвинуты настолько, что в обычном мире им уже нет места. Не смогут они среди людей жить. И они это чувствуют — на Ольгу посмотри. А есть люди, которые способны влиться в обычный мир и чего-то там достичь. Себя я отношу именно к ним. Да и ты, пожалуй, в принципе нормальный человек. А на нормального человека хоть семь повязок нацепи — он всё равно нормальным останется. Вот оттого ты и старший…
— Значит, в нашей лодочной команде больше и нормальных людей нет? А Игорь?
— Вот видишь, — вздохнула девушка, убирая руку от пуговицы, — ты всего лишь одно имя назвал. Игорь вполне ничего, когда он среди других. Когда в команде. А останься он один — растеряется, пойдет за первым, кто его позовет. Даже братья, пожалуй, не столь внушаемы — если дело не касается Галины, разумеется.
