жалуюсь на хлебный налог — надо так надо. Только имей в виду, говорят, будто правая рука императора, тот, кто этим занимается, не во всем согласен с ним и нашел бы способы облегчить налоги, если бы мог.
— Кто это говорит? — быстро спросил Флавий.
— Народ. Один сборщик налогов тоже говорил про это в Венте с неделю назад. — Сервий двинулся прочь. — Глядите, Кута зажгла лампу. Я иду ужинать, а вы как хотите. — И он широко зашагал к дому.
Вкрадчиво наползали сумерки, и как оранжевые ноготки зажглись огни в окнах.
Друзья некоторое время молча провожали его взглядом, потом, не сговариваясь, посмотрели друг на друга. Вот опять, опять намек на то, что не за Караузием, а за Аллектом надо следовать, за человеком, который печется о благе людей.
Юстин сдвинул брови, складка на лбу обозначилась резче.
— Гляди-ка, уже второй раз, — сказал он.
— Да, — подтвердил Юстин, — я тоже об этом подумал. Однако Серапиона он поставил на место достаточно твердо.
Юстину вспомнилась недавняя, казалось бы незначительная, сценка в лавке под стенами Рутупий, и вдруг ему стало ясно то, что тогда прошло мимо его сознания.
— А ведь он не стал отрицать слова египтянина! — воскликнул он.
— Может, это была правда?
— Все равно, какая разница, — упрямо сказал Юстин, у которого было свое строгое представление о верности.
Флавий смотрел на него с минуту, потом медленно произнес:
— Да, ты прав, разницы нет, — и вдруг в раздражении воскликнул: — Ад и все фурии! Мы тут с тобой в темноте воображаем невесть что, точно две глупые девицы! То нам Девятый легион мерещится, теперь это… Пошли. Я есть хочу.
Он оттолкнулся от стены и пустился вниз по крутой тропе с террасы на террасу, к светящемуся внизу окошку.
Юстин двинулся за ним, решив не напоминать другу, что не ему, Юстину, пришла в голову мысль о Девятом легионе.
Глава 3. Дом на скале
Пока они жили на ферме, погода стояла мягкая, бесснежная, похожая скорее на весну. Но едва они пустились в обратную дорогу, зима налетела вновь, неся на своих крыльях снег. Это затруднило путешествие, и тем не менее, когда на второй день перед последним этапом пути Юстин и Флавий снова сменили лошадей, до полной темноты оставалось еще добрых два часа. Дорога вилась по краю Андеридского леса, и в ушах у них стоял немолчный, как морской прибой, гул ветра в ветвях. Приходилось то и дело пригибать голову, чтобы спрятать лицо от хлещущего мокрого снега. Мили через две дорога вдруг пошла вниз к мощеному броду, около которого примостилась лесная кузничка, и красное пламя кузнечного горна словно радостным возгласом приветствовало их среди серой пелены стонущего под напором снежной бури леса.
Сквозь мокрую пургу они разглядели группу всадников, спешившихся перед кузницей, и Флавий заметил:
— Похоже, чья-то лошадь потеряла подкову, — и, вглядевшись, присвистнул:
— Гром небесный! Да это сам император!
И в самом деле, Караузий с невозмутимым видом сидел на лежавшем в стороне от дороги бревне; снег запорошил ему бороду и орлиные перья шлема, снег белел на его плечах, укутанных пурпурным плащом. Рядом стояла небольшая кучка сопровождающих, держа под уздцы своих лошадей, а Нестор, крупный чалый жеребец императора, мусолил плечо кузнеца, зажавшего между коленями его большое круглое копыто.
Император вскинул глаза на подошедших и удивленно поднял густые брови, торчавшие из-под надвинутого на лоб шлема:
— А-а, центурион Аквила и наш младший лекарь. Что заставило вас путешествовать по зимним дорогам?
Флавий уже успел спрыгнуть с лошади, не отпуская поводьев.
— Приветствую тебя, цезарь. Мы возвращаемся из отпуска. Можем ли мы чем-нибудь помочь?
— Нет, благодарю. Как видите, Нестор потерял подкову, но кузнец Гобан знает свое дело.
Режущий порыв мокрого снега ударил в лицо, и, несмотря на плащи, всех проняла дрожь, а лошади шарахнулись в сторону, отводя морды от ветра. Декурион[7], возглавляющий эскорт, умоляюще произнес:
— Цезарь, не согласишься ли ты взять коня одного из моих людей и поехать дальше? Он приведет Нестора потом.
Караузий уселся поудобнее на бревне и стянул складки плаща на горле.
— От снега меня не убудет. — Он с неприязнью покосился на декуриона. — А может, ты заботишься не столько о моем здоровье, сколько о своих людях? Или о себе? — И, не обращая больше внимания на беднягу, который, заикаясь, пытался опровергнуть обвинение, Караузий снова Просил хмурый взгляд на двух друзей: — Мы обязаны прибыть в Рутупии сегодня вечером?
— Нет, цезарь, — ответил Флавий. — Мы оставили про запас еще один день, но он нам не понадобился.
— Что ж, лишний день про запас, ко-гда путешествуешь зимой, в ненастье, — разумная предосторожность. А нынешний; из всех зимних дней — самый ненастный… — Караузий, казалось, задумался на мгновение, что-то прикидывая, потом кивнул, словно соглашаясь с самим собой. — Ив самом деле, тащить десять человек лишних десять миль в этакую погоду жестоко… Декурион, садитесь все на лошадей и поезжайте назад, в Лиманий. Я подожду, пока Нестора не подкуют, и поеду дальше с этими двумя командирами из Рутупий. Мне хватит и такого эскорта. Юстин, к тому времени тоже спешившийся и стоявший с конем чуть поодаль, метнул на Флавия тревожный взгляд, но тот смотрел прямо перед собой, как на параде. Декурион напрягся:
— Ты отпускаешь эскорт, цезарь?
— Да, отпускаю эскорт, — подтвердил Караузий.
Декурион еще мгновение колебался.
— Но, сиятельный… — с трудом выдавил он.
— Счастливого пути, декурион. — Караузий даже не повысил голоса, но декурион резко отсалютовал и, отвернувшись, торопливо скомандовал отряду сесть на коней.
И только когда маленький отряд, вскочив верхом, ускакал, взметая снежную слякоть, по дороге в Лиманий, император обернулся к юношам, которые стояли возле, держа под уздцы своих лошадей:
— Кажется, я забыл спросить, согласны ли вы сопровождать меня?
Губы Флавия чуть дрогнули.
— Разве отказываются от чести сопровождать императора?
— Умный человек не отказывается. — Простоватое моряцкое лицо императора откликнулось жесткой усмешкой. — А кроме того, обратите внимание — ветер крепчает, а до Рутупий все пятнадцать миль, до моего же дома, куда я, собственно, направлялся, когда
