– Ну… Не знаю, как бы это назвать. Не роман, а… Ну, скажем, интрижка. Которая завязалась у моего отца с Джослин Стронг. Сразу после того, как я родилась.
– Понятно, – протянул Гринделл.
– Вы же сказали, что были при этом рядом.
– Видимо, я ошибся. С тех пор утекло много воды. Должно быть, я что-то перепутал.
Его объяснение не удовлетворило Мерри, но она поняла, что Фредди не расположен больше говорить на эту тему. Мерри, в свою очередь, полностью утратила интерес к картинам, скульптуре и архитектуре, мечтая лишь об одном – как бы присесть и отдохнуть. Она даже не могла взять в толк, отчего вдруг так устала. Наконец, она не выдержала и спросила Фредди, нельзя ли им где-нибудь посидеть и выпить. Фредди провел ее по Ривадельи-Скьявони в ресторанчик «Даниэли», где они, расположившись на веранде в уютных креслах, заказали джин с тоником. То ли потому, что села отдохнуть, то ли из-за ощущения незавершенности, Мерри вернулась к прерванному разговору.
– Я порой задумываюсь, как бы сложилась судьба моей матери, останься она жить с моим отцом, – произнесла Мерри. – Думаю, что ей было бы куда лучше, чем прежде и чем теперь. Да и мне тоже было бы лучше. Странно все-таки, как порой судьба играет с людьми.
Гринделл промолчал, что само по себе уже показалось Мерри странным, поскольку до сих пор Фредди был с ней таким любезным, словоохотливым и оживленным. Теперь же его мысли явно витали где-то в стороне. Но Мерри тем не менее продолжила:
– Одного не могу понять – с чем может быть связана подобная мстительность. Правда, я даже не представляю, что могло случиться между ними – я имею в виду Джослин и моего отца. Но таить злость в течение двадцати лет… Это просто бесчеловечно!
– Не двадцати лет, – сказал Гринделл, помолчав.
– Почему? Это случилось вскоре после того, как я родилась. А мне на следующей неделе исполнится двадцать.
– Нет, – вздохнул он. – Как я и сказал, все произошло на моих глазах. В Швейцарии. Пожалуй, я могу вам об этом рассказать. Дело в том, что я думал вовсе не о вашей матери, а о Карлотте – вашей мачехе.
– Как? Почему?
– А ваш отец никогда вам об этом не рассказывал? Даже не упоминал?
– Нет! Но в чем дело?
– Они встречались еще раз. Ваш отец и Джослин. В Монтрё. Примерно восемь лет назад. После того как отослали вас назад, в Штаты.
– Это я помню. Собственно, это единственное, что уцелело в моей памяти о жизни в Монтрё.
– Так вот, это случилось неделю или две недели спустя. Джослин прилетела из Парижа, чтобы взять интервью у вашего отца. Я при этом присутствовал.
– Вы? Но ведь как раз тогда… Тогда и утонула Карлотта!
– Да.
Мерри призадумалась. Несмотря на то что был полдень и августовская Венеция задыхалась от удушливого зноя, ей вдруг стало холодно. Мерри поставила чашку на столик.
– Из-за Джослин? – спросила она. – Из-за Джослин и отца?
Гринделл глубоко вздохнул, облизнул губы, посмотрел на нее и сказал:
– Не совсем. То есть не только поэтому. Мне кажется, это лишь одна из причин. Но, как оказалось, самая важная.
– Я понимаю, – сказала Мерри.
Встав из-за стола, Мерри попросила, чтобы Фредди отвез ее в «Эксельсиор». Они вышли через боковую дверь ресторанчика к маленькому причалу, возле которого на мелкой зыби плавно покачивались катера и гондолы.
Сидя на корме катера-такси, пересекающего гавань, Мерри повернулась к Гринделлу и спросила:
– Но почему? Мне это по-прежнему кажется бессмысленным. Почему она вынашивала планы мести столько лет?
– Думаю, что эту месть Джослин вынашивала всего три-четыре дня, – произнес Гринделл.
– Но… Это невозможно. Я… Я не понимаю.
– Думаю, что Джослин приехала к нему… Только имейте в виду – я строю догадки, но я в этом бизнесе уже не первый год, а подобные выходки со стороны репортеров-женщин… Словом, такое уже не раз случалось.
– Что именно? О чем вы говорите?
– Ведь ваш отец в то время был уже обручен, да? С Нони?
– Да.
– В том то и дело. Приехав брать у него интервью, Джослин попыталась его соблазнить. Он же, по всей вероятности, отверг ее. Вот она и отомстила.
Мерри промолчала. Говорить было нечего. Она только страшно сожалела о том, что двумя часами позже ей нужно начинать причесываться и одеваться, готовясь к приему, который устроил Финкель в «Ше ву».
На следующий день, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей про отца, Джослин и Карлотту, Мерри отправилась на экскурсию по городу. Она решила не посещать главные достопримечательности Венеции, а назло путеводителю, бродила по самым заброшенным улочкам, приходящие в упадок и разрушающиеся строения которых соответствовали ее теперешнему настроению. Унылые фасады средневековых строений с замшелыми, полупогруженными в мутную зеленоватую воду фундаментами странным образом утешали и успокаивали Мерри. Эти кривые, запутанные улочки, с грязными подворотнями и растрескавшимися стенами послужили дренажными трубами, которые осушили болото ее уныния и меланхолии, унеся прочь мрачные мысли и утопив их в море.
Она пообедала в рабочей trattoria, где вино подавали в маленьких голубых с белым чашках, a prezzo fisso[33] из трех блюд обходился в шестьсот-семьсот лир – около одного доллара. Потом снова бесцельно бродила по лабиринту грязных улочек до тех пор, пока не уставала, и лишь тогда присаживалась, вынимала путеводитель и смотрела, где находится. Каталась на гондолах по узким каналам, проводя взглядом по медленно проплывающим мимо домам. Никто ей не докучал. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Словно и фестиваль и Лидо находились в тысяче миль отсюда.
Катер с глухим стуком ткнулся в pontile. Почти все пассажиры сошли. Их места заняли другие. Катер отвалил от причала. Мерри как завороженная смотрела перед собой, не замечая никого вокруг.
– Вам удалось полюбоваться на скульптуры Сансовино? – спросил мужской голос.
Мерри обернулась, но, не увидев ни одного знакомого лица, решила, что ветер донес до ее ушей обрывки чужого разговора.
– Мисс Хаусман? – настойчиво окликнул тот же голос.
Она снова оглянулась.
– Прошу прощения, – сказала она сидевшему по соседству мужчине.
Тот приветливо улыбнулся.
– Рауль Каррера, – представился он, слегка наклоняя голову. – Нас с вами познакомили во Дворце дожей.
Мерри была не слишком счастлива из-за того, что ее одиночество столь бесцеремонно нарушили, но тем не менее улыбнулась в ответ. Потом сказала: