видимости, Карлотта заплыла так далеко, что сил плыть обратно попросту не осталось, и она пошла ко дну. Выглядело это довольно странно, поскольку плавала она не слишком хорошо и никогда прежде далеко не заплывала. И даже не пыталась. Как бы то ни было, время от времени подобные несчастные случаи происходят – так сказал главный инспектор полиции.
Мередит был сражен случившимся. Он очумело слонялся по дому, переложив все заботы на плечи Фредди. Фредди подготовил некролог для прессы, организовал похороны и вообще позаботился обо всем. Славный, добрый Фредди. Он также сжег оставленную Карлоттой записку: «Прости меня, Фредди. К.». Он сжег записку в своей пепельнице и спустил пепел в унитаз.
«Пульс» не стал печатать интервью с Мередитом, а материал, собранный Джослин, отправили в архив – в большом коричневом конверте, помеченном: «Хаусман, Мередит – актер».
ГЛАВА 5
Мисс Престон придерживалась твердого убеждения, что богатые зачастую так же страдают, как и бедные; этим убеждением и объяснялось ее стремление подавить свою неприязнь по отношению ко многим воспитанницам. Как-никак назначение ее школы состояло в оказании милосердия, а уж коль скоро вышло, что волею судьбы среди нуждающихся в милосердии оказались и дочери миллионеров, они должны были получать его. Сколько девочек, не познавших родительского тепла, оказалось на попечении бездушных учителей и воспитательниц! Сколько детей попало сюда из распавшихся семей! Воистину на долю мисс Престон выпала благородная и ответственная миссия. От нее зависело то, чтобы обездоленные девочки получили хоть толику детского счастья. Мисс Престон сама наслаждалась, работая с детьми, которых любила; с теми же, которых она недолюбливала, работать было куда сложнее, поскольку она не имела права демонстрировать им свое отношение. Зато впоследствии, когда ей удавалось, преодолев и упрямство и отчужденность, а порой даже озлобленность юных воспитанниц, добиться их превращения в чутких, образованных и добрых девушек, сердце мисс Престон переполнялось гордостью. Это и была ее награда за труд и долготерпение.
Обо всем этом мисс Престон размышляла, сидя за письменным столом в своей квартире, размещавшейся в главном здании школы. Перед ней на столе лежал лист бумаги, на котором остались пометки, сделанные во время телефонного разговора с мистером Джаггерсом. На маленьком столике в гостиной были расставлены чашки с блюдцами и вазочка с печеньем. Жаклин принесла на подносе молочник с дымящимся какао и сказала мисс Престон, что все готово.
– Спасибо, Жаклин, – ответила мисс Престон.
Да, все было готово. Заведенный в школе ритуал был куда разумнее, чем обильный и роскошный обед, предлагавшийся осужденному на казнь. Шоколад и печенье для девочек, лишившихся кого-то из родителей, служили для выражения соболезнования, в мягкой форме напоминали, что жизнь должна продолжаться. К тому же, и отнюдь не случайно, мисс Престон это давало возможность сойтись с самыми трудными подростками. А Мередит Хаусман как раз и была одной из самых трудных. Так что мисс Престон даже обрадовалась – не тому, что мачеха Мередит умерла, конечно, а что именно ей выпало на долю сообщить Мередит грустную весть. И возможно, попытаться проникнуть к девочке в душу, наладить контакт, помочь ей. В том, что Мередит нужно помочь, у мисс Престон не было ни малейших сомнений. Девочка была на редкость замкнутая, молчаливая и отчужденная. И это в тринадцать лет! И еще, по мнению мисс Престон, Мередит была вульгарна. Разве не вульгарно в таком возрасте пользоваться помадой или тенями для глаз?
В дверь постучали. Мисс Престон глубоко вздохнула, встала и впустила Мерри.
– Заходи, Мередит, – сказала она. Мисс Престон всегда называла воспитанниц полным именем.
– Спасибо, – сказала Мерри.
– Садись, пожалуйста, – предложила мисс Престон. Мерри присела на диван, а мисс Престон устроилась рядом. Во взгляде Мерри, устремленном на воспитательницу, не было и тени любопытства. В лучшем случае – почтительное внимание.
– Боюсь, что должна тебя огорчить, деточка, – сказала мисс Престон.
– Да? – вежливо поинтересовалась Мерри. И вновь – скорее безучастно, чем с любопытством.
– Твоя мачеха погибла.
Лицо Мерри даже не дрогнуло.
– О, – только и вырвалось у Мерри. И потом она спросила: – Как это случилось?
– Она утонула.
– Странно.
– Почему странно?
– Она никогда не любила плавать. А что случилось – она вывалилась за борт с лодки?
– Нет. Судя по всему, у нее свело ногу. Полной уверенности у полиции нет. Она была одна, и никто не видел, как это случилось.
– Как, она отправилась купаться в одиночку?
– Похоже, да.
– Удивительно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего. Просто мне это кажется очень странным, – сказала Мерри.
– Вот как? – вскинула брови мисс Престон. Но Мерри не стала продолжать. – Хочешь чашечку шоколада?
– Нет, благодарю вас. Врач сказал, что хватит мне уже есть сладкое.
– О, мне кажется, что он понял бы. Все-таки такое несчастье…
– Несчастье? Нет, она меня не очень любила. Да и я платила ей тем же. Словом, пить какао по такому случаю не следует. Да и мне ничего не нужно. То есть я вам, конечно, благодарна за приглашение и сочувствие…
– О, право, – развела руками мисс Престон.
– Вы… вы хотели поговорить со мной еще о чем-нибудь? – спросила Мерри после того, как добрую минуту молча разглядывала пустые чашки и вазочку с печеньем.
– Нет, больше ничего, – сказала мисс Престон. – Можешь идти к себе.
– Спасибо, мисс Престон.
Мисс Престон кивком попрощалась с Мерри. Просто невероятно. Ни одна девочка еще не отказывалась от чашки шоколада. Она озадаченно качала головой, уязвленная и обиженная, а затем налила какао себе.
Мерри вернулась в свою комнату. Точнее, в комнату в восточном крыле, которую они занимали на двоих вместе с Хелен Фарнэм. Мерри нравилась Хелен, поскольку Хелен не походила на остальных девчонок. Возможно, потому, что она была из семьи Фарнэмов, или же из-за характера и внешности – толстушка Хелен держалась скромно и никогда не совала нос в чужие дела. Ее нисколько не смущало, что Мерри – дочь кинозвезды, и она была свято уверена, что никто не имеет права вторгаться в чью-то личную жизнь. Поэтому она никогда не задавала лишних вопросов и не позволяла себе отпускать двусмысленные шуточки. Она просто сидела и помнила, что ее зовут Хелен Фармэн, а больше ничего значения не имеет. Впрочем, когда твоя фамилия Фарнэм, возможно, что так и есть.
Вот почему Мерри могла непринужденно общаться с Хелен. И вот почему, вернувшись в
