– Я тоже, – ответила Джослин, но ее карие, широко расставленные глаза одарили Мередита таким тягучим взглядом, что стало ясно – для нее это совсем не формальное знакомство. Когда лифт остановился и Джослин вышла, Мередит вдруг спохватился, что даже не успел рассмотреть ее и оценить, красива ли она. Женщина производила настолько сногсшибательное впечатление, что красота в обычном понимании даже не слишком вязалась с ее обликом. Интересно, кто она такая, подумал Мередит. Возможно, вечеринка окажется не такой уж скучной.
Вечеринка и в самом деле удалась на славу. В воздухе витал эротический дух, о чем так мечтала Тиш. Повсюду – в гостиной, в коридорах, на кухне – стояли и сидели мужчины и женщины, разбившись на парочки. Словно искусный манипулятор вовремя дергал за ниточки, которыми управлялись марионетки. Клинт, наблюдая за гостями, получал подлинное удовольствие, словно сам так умело срежиссировал этот спектакль.
Мередит лишь смутно сознавал, что творится вокруг. Он привык находиться в центре внимания, сознавая свою притягательность для женщин. Привыкший к исполнению подобных ролей, он старался не отходить от них и в жизни. Не чуждый самолюбования, Мередит наслаждался женским вниманием и поклонением и считал его вполне естественным и заслуженным. В конце концов, женщины просто относились к нему так же, как и он сам. Поэтому и разговор, который затеяла Тиш, отнюдь не показался ему странным.
– Теперь, когда вы стали отцом, ваши восторженные поклонницы станут обожать вас еще сильнее, – сказала Тиш. – Подобно дикарям, которые презирают девственниц. Единственный способ угодить им – родить внебрачного ребенка. Только тогда они принимают в свое общество.
– Но ведь это относится только к женщинам, дорогая, – поправила Джослин.
– Я знаю, – засмеялась Тиш. – И все же считаю сравнение вполне уместным.
Женщины продолжали в столь же шутливом и рискованном духе обсуждать новый статус Мередита, а он спокойно потягивал бренди, словно речь шла не о нем, а о ком-то другом. Он уже обратил внимание на Карлотту, которая держалась несколько особняком. Мередит любовался ее головкой, которую, казалось, он видел на картине итальянского мастера seicento.[5] Карлотту отличали те же чистота и правильность черт, те же утонченность линии бровей и изящество скул, та же изысканная бледность, что была свойственна творениям этой школы.
– Мне кажется, что вашей дочери придется нелегко, – заметила Карлотта, словно в ответ на взгляд Мередита. – Дочери всегда влюблены в отцов – по крайней мере до тех пор, пока не превосходят их. Вас же, мне кажется, превзойти трудно или даже невозможно.
– Не так уж и трудно, – ответил Мередит. – Когда вы узнаете меня поближе, вы сами поймете, что я ничего особенного из себя не представляю.
– Как же! – воскликнула Джослин.
Тиш наслаждалась. Мередит уже тоже получал удовольствие.
В течение двух лет, что он был женат на Элейн, он сохранял ей верность. Работа в Голливуде не оставляла свободного времени. Правда, несколько раз ему подворачивался удобный случай, но Мередит сам не пожелал им воспользоваться. Юные честолюбивые старлетки и пресыщенные жизнью актрисы не привлекали его. А вот женщины, собравшиеся на вечеринке у Кертисов, были совершенно на них не похожи. Правда, и сам Мередит был настроен по-иному. Он до сих пор не утих после глупой и бессмысленной ссоры с Элейн. Каким-то загадочным, самому ему непонятным образом малютка Мерри, которая должна была стать символом их с Элейн семейной стабильности и благополучия, сама подтолкнула его к мысли о том, не поискать ли удовольствие на стороне. Так порой безоговорочная вера не мешает набожному прихожанину раздумывать о грехе. Ведь только сомневающиеся обречены проводить весь свой век в постах и молитвах. К тому же Мередит только думал об этом. Думать ведь никому не возбраняется, верно?
Поэтому Мередит совершенно не удивился, а был даже доволен, когда, столкнувшись на кухне, куда вышел, чтобы наполнить блюдо чипсами, с Карлоттой, услышал от нее:
– Я хочу попросить у вас прощения. – За что?
– Для меня совершенно несвойственно делать кому-то замечания личного характера, – пояснила она. – Это вышло очень бесцеремонно.
– Что именно? – удивился Мередит, пристально глядя в ее прекрасные серые глаза и лишь с трудом припомнив, что Карлотта сказала что-то насчет возможных сложностей, которые могут возникнуть у него с Мерри. – Ах, вот вы о чем! – спохватился он. – Это сущая ерунда. Тем более что ваши слова показались самыми невинными по сравнению с прочими репликами.
И заразительно улыбнулся.
– Но ведь все они так хорошо вас знают, – произнесла Карлотта. – Им такое дозволительно.
– Нет, – Мередит помотал головой. – За исключением Клинта и Сиш, я здесь ни с кем не знаком.
– Боже! – вырвалось у Карлотты. – Кто бы мог подумать!
– А я уже привык, – признался Мередит.
– Как вам, должно быть, тяжело все это.
И Карлотта рассказала ему о том, как погибли се муж и ребенок. Почему-то она вдруг почувствовала, что может довериться и излить душу этому человеку, рассказать ему о том, о чем до сих пор не только говорить, но и вспоминать ей было мучительно трудно. Мередит внимательно слушал, одновременно восхищаясь ее горделивой манерой вздергивать подбородок.
Вот так случилось, что, когда Тиш поздравила его с успехом, имея в виду Джослин, на уме у Мередита была Карлотта. Все собрались в гостиной, и Мередит стоял возле патефона, перебирая пластинки Эдди Дачина, когда к нему подошла Тиш.
– Джослин? – удивленно переспросил Мередит.
– Ну, конечно, – ответила Тиш sotto voce.[6] – Она же весь вечер из кожи вон лезет, пытаясь вас соблазнить. Вы должны обращать внимание на женские уловки. Это ужасно забавно.
– Ужасно, – повторил Мередит, качая головой. Тем не менее, движимый любопытством, он начал приглядываться к Джослин. Посидев рядом с ней и обменявшись несколькими довольно рискованными шутками, он пришел к выводу, что Тиш сказала правду и что Джослин, возможно, вовсе не такая недоступная, как ему сначала показалось.
Впрочем, Мередит быстро выбросил Джослин из головы, поскольку, посматривая время от времени в сторону Карлотты, всякий раз перехватывал ее взгляд. Холодные, серые, почти призрачные глаза Карлотты внимательно следили за ним, подмечая любые мелочи. Мередиту также показалось, что Карлотта прислушивается к его разговору с Джослин. Или ему это только показалось?
– Помню, когда я был еще мальчишкой, – говорил Мередит, – кто-то сказал мне, что только дети говорят о сексе, тогда как взрослые люди занимаются им, и что заниматься сексом куда интереснее, чем точить о нем лясы. Помню, что на меня это высказывание произвело сильнейшее впечатление. Ничего умнее я не слышал. Но оказалось, что это не так. Беседовать на сексуальные темы не менее приятно.
– По-моему, одно другое не исключает, – сказала Джослин, почему-то опуская взгляд на свои руки.
Мередит машинально проследил за ее взглядом и увидел, что руки у нее безукоризненные, ухоженные, с длинными тонкими пальцами, на которых нет ни одного кольца.
