Какой бы крепкой ни была. Тогда мостик любви через реку времени разрушится, отколовшиеся камни былой веры унесет потоком. Туда, где любовь сменяется отчаянием... Любящие сердца выдержат разлуку только с помощью веры. Вера – это яркая картинка в мыслях. Каждую минуту ее надо представлять перед глазами. И верить душой. Лишь так можно дождаться, увидеть тот самый парусник на горизонте...
Когда она радуется от души, плачет слезами счастья: дрожат в уголках глаз, не стекают по щекам. Промокает их салфеткой. «Боюсь сглазить слезами наше счастье». Всего пару раз я видел Зейнеп плачущей. Один раз, когда ее маме поставили страшный диагноз – злокачественная опухоль. Зейнеп, призывая Гёзде-ханым[1] обследоваться в других клиниках, на мгновение опустила руки... Обошлось. Диагноз оказался ложным. Врача, проводившего первое обследование, уволили. Гёзде-ханым, слава Аллаху, жива-здорова...
Уткнувшись лицом в подушку, заплаканным голосом говорит, что устала быть сильной. «Пойми, я не железная. Не хочу делить тебя с городами. Оставайся! Плевать на документы, воинскую обязанность... Я устала быть терпеливой. Надоело. Буду кричать, требовать. Добиваться тебя. Добиваться нашей любви. Убью тех, кто станет между нами. Устала. Устала. Уст...» Ресницы слиплись от слез, глаза покраснели, нижняя губа распухла от нервных покусываний. Кричит в подушку. Подушки преданно разделяют с нами грусть, ничего не требуя взамен. Я молчу. Что сказать? Любовь не может существовать вне быта. Стою на коленях. Трусь лицом о ее спину, вдыхаю запах, прикасаюсь губами к бархатной коже. «Милая, ты же знаешь, я вынужден. Пока не можем всегда быть вместе. Думаешь, мне легко? Разрываться между двумя городами, писать книгу нашей любви без твоих губ, без чая с гвоздикой, заваренного твоими руками? Испытания...»
Встает, откидывает волосы с мокрого лица. Обнимает. Тыльной стороной ладони вытираю ее слезы, нашептываю на ушко нашу клятву: «Вместе навсегда... Родная, ты не забыла? Повторяй вместе со мной». Плачет. Чувствую теплое, прерывистое дыхание на шее. Руки Зейнеп проникают под рубашку, скользят по моей спине. «Навсегда... Навсегда... Вместе... Помню...»
Созваниваемся ежедневно. Для нас не помеха гнетущее расстояние, разные часовые пояса, счета за телефонные переговоры, разряженные трубки мобильных. Живем мгновением. Иногда болтаем ни о чем или молчим. Главное – слышать дыхание друг друга. Разве слова могут быть важнее?..
Каждый день благодарю создателей «всемирной паутины». На моем лэптопе установлены практически все существующие программы-«болталки»: ICQ, Skype, MSN, Yahoo Messenger. Самый важный человек в контакт-листах – Она. Распечатываю стенограммы бесед, читаю в метро, на улице, дома. Лучшая книга из существующих. «Askim [2] (14:53:22 25/02/2007):Мишуня, сегодня купила в «Мигросе»[3] зеленый виноград... Твой любимый... Сочный, с кислинкой... Приготовила салат. В Баку, кажется, виноград тоже круглый год в продаже?! Так вот, сегодня же купи, приготовь по моему рецепту. Вкусно и без возни. Запоминай... Нарежь листья салата, ягоды винограда. Сверху посыпь натертым белым сыром. Полей оливковым маслом, яблочного уксуса капельку, пол чайной ложки лукового сока. Поперчить не забудь!!! Как приготовишь, скинь эсэмэску. Я поскакала обедать. Вечером идем с Айдынлыг к ветеринару, будем делать ей маникюр... Целую...»
Временами она исчезает из поля зрения. Горячо любимый ник погружается в режим «не в сети», мобильный «вне зоны доступа», городские номера постоянно заняты. Перестал волноваться. Раньше сходил с ума. Однажды даже чуть не сорвался в Стамбул. После объяснения Зейнеп успокоился: «Иногда силы бороться дальше иссякают. Тебя не хватает. Впадаю в депрессию. Ухожу в себя, пытаясь собраться духом. Слушаю
Часть I
Любовь во времени
Ведь стан ее – что кипарис,
пред ним робеет райский страж,
Я раб ее, она султан,
владыка вездесущий мой.
1
...Любовь, пережившая расставание, вознаграждается вечностью...
Раньше старалась не провожать, не встречать в аэропорту. Наш уговор. Создаем ложную видимость для самих же себя. Видимость того, что провожать или встречать нет необходимости, так как я покидаю Стамбул ненадолго. Самоуспокоение, оправданное нежеланием смотреть правде в глаза. Правда нашей любви омрачена бесконечными перелетами. В действительности я уезжаю не на недели – на месяцы... В этот раз заявила, что будет и провожать, и встречать меня. Вопреки боли. «Дорожу каждой секундой рядом с тобой...» Соглашаюсь, в душе сильно волнуясь – встречаться все-таки легче. Сможем ли мы вынести очередное прощание? Не хочу думать о грустном. Сегодня возвращаюсь в Стамбул...
«Уважаемые пассажиры, наш самолет через несколько минут совершит посадку в аэропорту Ататюрка... Температура воздуха в Стамбуле +32...» От волнения сводит желудок. Будто в первый раз прилетаю сюда. Через считаные минуты увижу ее. Приземляемся. Смотрю в иллюминатор. Сонное августовское небо, суматошный аэропорт, отдыхающие на стоянке лайнеры. Где ты, Зейнеп? Пытаюсь разглядеть хрупкую фигуру моей половинки, хотя понимаю, здесь ее быть не может. Она – на том самом месте. Нашем месте. У главного выхода из аэропорта, левая сторона, крайний синий столб. На нем три года назад красным фломастером нарисовали две маленькие буковки, E + Z. Инициалы до сих пор там, не закрасили. Удивительно. Какая-то магия или их просто не заметили?..
Кажется, старею. Иначе чем объяснить излишнюю сентиментальность? Побочная реакция разлуки? Результат долгой тоски? Выхожу с чемоданами. Тяжелыми. В них – подарки. Пробираюсь сквозь толпу туристов, приехавших в город души провести заслуженный отпуск. Ищу глазами место встречи. Приближаюсь. Вот они. Слава Аллаху. Трое. Зейнеп, Айдынлыг на поводке, Шинай. Замираю. Хочу разглядеть их на расстоянии. Не получается. Картинка размылась. Плачу...
Жадно целуемся. Вокруг полно народу. Наплевать. Поцелуй с соленым привкусом. Губы влажные от стекающих слез. Вдыхаем запахи друг друга. Она по-прежнему пахнет весной: поры нежной кожи источают аромат тюльпанов. Говорит, мой запах тоже прежний. Крепкие сигареты, одеколон с морским дыханием, какой-то предрассветный холодок – невидимый глазу налет на моей коже. «Готова стоять с тобой в обнимку все дни, месяцы, годы!» Отшучиваюсь: «А нельзя сменить положение на горизонтальное?» Она улыбается: «Слушай, Баку тебя портит! Ничего, займусь твоим перевоспитанием... Скучала. Очень- очень». Шинай умиленно смотрит на нас. Плачет. Обнимаю мою славную редакторшу: «Хватит лить слезы, дорогая. Лучше скажи, что ты приготовила в честь моего возвращения?..» Приподнимает очки в роговой оправе. Вытирает слезы. «Уже не плачу. Всё-всё... Вот смотрю на вас... злюсь... Почему Аллах испытывает вас разлуками?» – «Наверное, так надо...» Айдынлыг радостно виляет хвостом в предвкушении наших прогулок по набережной...
«Пежо» Шинай плывет по трассе. Расположились с Зейнеп позади.
