Игра ангела

Я открыл дверь и прижал руку ко рту. Комнату наполняло густое зловоние. Я ощупью принялся искать на стене выключатель, но голая электрическая лампочка, висевшая под потолком, не реагировала. Света, проникавшего из коридора, хватало, чтобы разглядеть очертания штабелей коробок, кипы книг и баулов — вещи, которые я свалил тут много лет назад. Я с отвращением обозрел открывшуюся взору картину. У дальней стены, занимая всю ее целиком, стоял дубовый шкаф. Присев над коробкой, набитой старыми фотографиями, очками, часами и прочими мелочами, я принялся за раскопки, толком не понимая, что именно ищу. Вскоре я, безнадежно вздохнув, бросил это занятие. Если я рассчитывал что-то выяснить, требовалось составить план. Я намеревался уже встать и покинуть комнату, как вдруг услышал, что дверца шкафа у меня за спиной потихоньку открывается. Слабое дыхание ветра, пронизанное холодом и сыростью, коснулся моего затылка. Я медленно повернулся. Дверь шкафа слегка приоткрылась, позволяя различить ряд старых платьев и костюмов, висевших на вешалках. Истлевшие от времени, они чуть колыхались, точно водоросли в глубине пруда. Оттуда тянуло холодом и разложением. Я поднялся с колен и, не чуя под собой ног, приблизился к шкафу. Распахнув дверцы настежь, я раздвинул висевшую на вешалках одежду. Дерево задней стенки сгнило и начало рассыпаться. За ней угадывалась оштукатуренная стена с дыркой диаметром несколько сантиметров. Я наклонился, пытаясь разглядеть, что находится за стеной, но там было слишком темно. Тусклый свет, падавший из коридора, просачивался сквозь отверстие и отбрасывал бледный, исчезающе-тонкий луч на противоположную сторону. Различить что-либо все равно не удавалось, понятно было только, что воздух в том помещении застоявшийся и затхлый. Я прильнул глазом к отверстию, надеясь получить хотя бы смутное представление о пространстве за перегородкой, и как раз в этот момент на краю дыры внезапно возник черный паук. Я резко подался назад, а паук проворно забрался в шкаф и скрылся в тени. Захлопнув дверь шкафа, я вышел из комнаты и бросил ключ в первый попавшийся ящик комода в коридоре. Зловоние, пропитавшее атмосферу всегда запертой комнаты, теперь ядовитыми миазмами расползлось по жилому этажу. Я проклял миг, когда мне пришло в голову открыть ту дверь, и вышел на улицу в надежде забыть хотя бы на пару часов о зловещей темноте, пульсировавшей в сердце дома с башней.

Неудачные мысли обычно приходят парами. Обнаружив в своем жилище нечто вроде потайной темной комнаты, я отправился в книжную лавку «Семпере и сыновья» с намерением пригласить букиниста отобедать в «Maison Doree», чтобы отметить это знаменательное событие. Семпере-отец читал коллекционное издание «Рукописи, найденной в Сарагосе» Потоцкого и даже слышать ничего не пожелал о ресторане.

— Если мне захочется полюбоваться на снобов и разгильдяев, которые задирают нос и нахваливают друг друга, мне не нужно платить деньги, Мартин.

— Не будьте букой. Я приглашаю.

Семпере отрицательно покачал головой. Его сын, слушавший разговор с порога подсобки, неуверенно посмотрел на меня.

— А если я уведу вашего сына, что тогда? Вы перестанете со мной разговаривать?

— Вам виднее, как лучше разбазаривать время и деньги. Я же останусь дома и почитаю, ибо жизнь коротка.

Сын Семпере являл собой образец застенчивости и скромности. Хотя мы познакомились в раннем детстве, с тех пор мне удалось поговорить с ним с глазу на глаз дольше пяти минут всего три или четыре раза. Насколько я знал, за ним не водилось каких-либо грешков или дурных привычек. Из надежного источника мне стало известно, что среди девушек квартала он считался признанным красавцем и завидным женихом. Многие барышни забегали под тем или иным предлогом в магазин и останавливались у витрины, вздыхая. Но сын Семпере (если он вообще их замечал) не предпринимал никаких шагов, чтобы извлечь дивиденды из щедрых авансов в виде влюбленных взглядов и приоткрытых губ. Любой другой на его месте сделал бы головокружительную карьеру повесы, заморочив голову десятой части столицы. Любой, только не сын Семпере, порой производивший впечатление настоящего блаженного.

— Если так пойдет дальше, парень останется бобылем, — жаловался иногда Семпере.

— Вы не пробовали добавить ему в суп чего-нибудь вроде острого перца, чтобы стимулировать приток крови к основным частям тела? — вопрошал я.

— Вам смешно, мошенник, а я дожил почти до семидесяти, так и не порадовавшись на внуков.

Нас встретил maitre, запомнившийся мне по последнему посещению ресторана, однако он не сиял раболепной улыбкой, да и лицо не выражало радости по поводу нашего появления. Когда я сообщил, что не заказывал столик, он с пренебрежительной миной щелкнул пальцами, подзывая мальчишку, препроводившего нас без лишних церемоний к столику, на мой взгляд, худшему в зале — в темном и шумном углу неподалеку от дверей в кухню. В течение следующих двадцати пяти минут никто к нам не подошел, даже чтобы предложить меню или подать стакан воды. Служащие сновали туда и обратно, хлопая дверьми и полностью игнорируя наше присутствие и попытки привлечь к себе внимание.

— Я подумал, может, нам не следовало сюда приходить? — спросил наконец Семпере- младший. — Что до меня, то я с удовольствием перекусил бы где угодно…

Не успел он закончить фразу, как я увидел их: Видаль с супругой торжественно шествовали к столику. Чету сопровождал maitre и два официанта. Свита рассыпалась в поздравлениях. Пара воссела за стол, и через несколько мгновений началась церемония целования рук: посетители ресторана один за другим подходили, чтобы пожелать счастья Видалю. Тот принимал доброхотов с дивной любезностью и тотчас отделывался от них с завидным мастерством. Сын Семпере, оценивший положение, с тревогой наблюдал за мной.

— Мартин, вы в порядке? Почему бы нам не уйти?

Я едва заметно кивнул. Мы встали и направились к двери, обогнув зал вдоль стены, самой дальней от столика Видаля. Покидая ресторан, мы прошли мимо maitre, который не потрудился даже взглянуть на нас. Приближаясь к выходу, я видел в зеркале, висевшем над дверным проемом, как Видаль наклоняется и целует Кристину в губы.

Как только мы очутились на улице, Семпере-младший удрученно посмотрел на меня.

— Я очень сожалею, Мартин.

— Пустяки. Неудачный выбор. Вот и все. Об этом, если вы не возражаете, вашему отцу…

— Ни слова, — заверил он.

— Спасибо.

— Не за что. А что вы скажете, если теперь я приглашу вас в местечко попроще? На улице Кармен есть одна чудная таверна.

Аппетит у меня пропал, но я охотно согласился:

— Идемте.

В таверне, располагавшейся поблизости от библиотеки, подавали домашнюю еду по умеренным ценам для жителей квартала. Я едва притронулся к пище, хотя от нее исходил упоительный дух — намного аппетитнее, чем пахло любое блюдо, когда-либо приготовленное в «Maison Doree» с момента открытия. Тем не менее к десерту я один уговорил полторы