листвой.
– Здесь недалеко до Савеловского, – бросил он на ходу…
Полковник Башкирцев прошел коридор первого этажа до конца и поднялся по лестнице. На втором все было немного по-другому: стены отделаны дубовыми панелями, под ногами – красная ковровая дорожка.
Чем ближе он подходил к кабинету председателя, тем сильнее росло его беспокойство, но не потому, что Башкирцев боялся встречи с
На пороге приемной он задержался, одернул пиджак и прокашлялся, прочищая горло. Ну вот, теперь он готов.
В приемной сидел секретарь. У председателя было несколько секретарей, и чаще всего за столом можно было увидеть Тамару Васильевну – строгую женщину средних лет, с безукоризненной фигурой и всегда безупречно одетую.
Но сегодня был мужчина, и это встревожило Башкирцева.
– Доложите Николаю Митрофановичу, что явился полковник Башкирцев, – сухо сказал он.
Больше ничего объяснять не требовалось: председатель наверняка знал, кто такой полковник Башкирцев и чем он занимается последние тридцать шесть часов.
– Председателя нет, – ответил секретарь.
Повисла пауза. Башкирцев понимал, что глупо спрашивать: «А где он?» Полковник Башкирцев не та фигура, чтобы председатель отчитывался перед ним о своих перемещениях, но дело не терпело отлагательств.
– Когда он будет? – спросил Башкирцев.
– Не могу знать, – ответил секретарь и добавил, – Николай Митрофанович поехал с докладом к президенту. Генерал Чернов – с ним.
– Вот как? – Башкирцев попытался представить, насколько полным будет доклад председателя.
Хотя… Николай Митрофанович Евстафьев был опытным политиком и, что не менее важно, искусным царедворцем. То, что он взял с собой Чернова, говорило о многом.
Скорее всего, Чернову, не имевшему опыта руководства масштабными операциями, отводилась роль козла отпущения. «Желаете наказать кого-нибудь? А вот он здесь, извольте! По рогам ему, да промеж ему! Три шкуры спустим с нерадивого, только глазом моргните!»
Ну, а Чернов, получив заслуженную порку, будет пытаться найти кого-нибудь, стоящего на ступеньку ниже – своего собственного козла отпущения. А для этой роли как нельзя больше подходит полковник Башкирцев. Вот только…
Свалить вину на Башкирцева ему не удастся.
Полковник кивнул, улыбаясь своим мыслям, и раскрыл папку.
– Завизируйте, пожалуйста! Сейчас, – он взглянул на часы, висевшие над входом в кабинет председателя, – 17:08.
Секретарь взял у Башкирцева бумаги: копии приказов об отключении мобильных операторов и рапорт на имя председателя ФСБ, в котором полковник подвергал сомнению правильность действий Чернова.
Секретарю потребовалось менее минуты, чтобы ознакомиться с документами. В Организации не любили людей, скачущих через голову начальства; тех, кто хоть раз проявил нелояльность по отношению к руководству, обычно заносили в негласный «черный список». И появление на столе председателя документа, подобного рапорту Башкирцева, означало ЧП, прежде всего для того, кто подал рапорт.
Секретарь нахмурился; копии приказов об отключении он положил на стол, а рапорт держал в руках, словно предлагал, пока не поздно, взять его обратно.
Башкирцев закрыл папку и убрал руки за спину. Он ждал, когда секретарь поставит на бумаги число, время и личный штамп.
Секретарь еще раз посмотрел на полковника и наткнулся на его уверенный взгляд.
– Хорошо, – сказал он. Зеленые цифры на электронном табло сменились. – 17:09, – сказал секретарь и завизировал документы.
Башкирцев поблагодарил его кивком головы, четко развернулся через левое плечо и вышел из приемной.
Он в первый раз за всю службу вступил в эти закулисные игры, вышел на поля кабинетных сражений, но, обдумывая свой поступок, Башкирцев понимал, что другого выхода у него не было.
Чтобы попасть в кабинет, в котором было назначено совещание, министрам пришлось пройти целый ряд процедур.
Сначала их провели через комнату, где в воздухе явственно пахло медикаментами; затем в течение двух-трех минут облучали мощными ультрафиолетовым лампами. Но и эти меры предосторожности показались устроителям совещания недостаточными. Место во главе стола, где должен был сидеть президент, обнесли прозрачным плексигласовым экраном.
Большие часы в углу кабинета, стилизованные под «ампир», давно уже пробили четыре часа пополудни. Все, кроме президента, были на месте, а он не появлялся. На памяти собравшихся такого еще не бывало: президент никогда не опаздывал.
Председатель ФСБ Евстафьев оглядывал лица федеральных министров. Все были собранны и напряжены. Обычно в ожидании начала совещания министры негромко переговаривались, обсуждая какие-нибудь не самые важные вопросы. О главных говорили на самом совещании. Но сегодня все молчали, будто желая подчеркнуть значение одной единственной темы, ради которой они собрались.
Президент появился в 16:14, и не из парадного коридора, как обычно, а из неприметной боковой двери, о существовании которой не всякий догадывался.
Послышался шум отодвигаемых стульев: президента приветствовали стоя. Президент прошел на свое место, передвинул приготовленные для него бумаги и пригласил всех садиться. Обычно он это делал еще на ходу: с разрешающим жестом рукой и коротко кивал. Но сегодня выдержал нарочитую паузу – разговор предстоял очень серьезный.
Цепкий глаз Евстафьева подметил еще одну деталь. Министры были одеты сообразно обычному протоколу – черные или темно-синие костюмы, рубашки и галстуки. Президент же выглядел подчеркнуто скромно – строгий костюм и черная водолазка. По разумению председателя ФСБ, это не сулило ничего хорошего. Евстафьев превратился в одну чуткую вибрирующую антенну, улавливающую любое изменение в привычной атмосфере.
Президент некоторое время листал бумаги, лежавшие перед ним на столе, затем вопросительно посмотрел на Евстафьева. Это должно было означать: «Как? Разве вы еще не начали?» Председатель выдержал этот взгляд и тут же отпасовал его генералу Чернову. Чернов заерзал и втянул голову в плечи. Больше всего ему хотелось убежать отсюда.
Евстафьев не стал дожидаться, пока президент обратится к нему лично: он почему-то был уверен, что услышит не доброжелательное «Николай Митрофанович», а сухое и отстраняющее «вы».
– Юрий Геннадьевич, – сказал Евстафьев. – Доложите, пожалуйста.
Чернов кивнул, словно клюнул невидимое зерно, рассыпанное перед ним по столу, встал и подошел к специально подготовленному экрану. Кто-то из референтов включил проектор, связанный с ноутбуком, и на экране появилась карта Москвы.
Карта была выполнена в миролюбивых зеленых тонах; с юго-востока на северо-запад тянулась цепочка красных пятен, напоминавших отвратительные нарывы. Красные пятна
