– А женщина?
– Тебе виднее. Но думаю, что женщина вполне может обходиться без секса.
– Если женщина может обходиться без секса, значит, она не любит. К любимому человеку хочется прикасаться. Хочется ему принадлежать. Рожать ему детей, в конце концов!
– Я бы подискутировал с тобой на эту тему, но, боюсь, она заведет нас в тупик.
Мы все еще стояли возле окна. Там, откуда я звонила домой. Только теперь я ощутила, как у меня гудят ноги, – новые туфли, хоть и были удобными, но к высокому каблуку я не привыкла.
Я разулась. Подошла к Лихоборскому. Обняла, прижалась к нему щекой.
Он тоже обнял меня.
– Ты совсем еще маленькая.
Мы стояли так довольно долго. Потом Всеволод неожиданно предложил:
– Будешь чай?
– Буду! – мне и вправду так захотелось чаю – сладкого, с лимоном. – А лимон есть у тебя?
– Все сделаем в лучшем виде, – пообещал Всеволод, разомкнул объятия и направился к выходу. – Ты присядь пока. Я сейчас все принесу!
Только я уселась и вытянула ноги, чтобы они хоть немного отдохнули, как в дверях снова появилась голова Лихоборского.
– На, возьми! Тебе в этом будет удобней! – он кинул мне белую джинсовую рубашку.
Я немного подумала и действительно решила переодеться. Оставшись в нижнем белье и колготках, нацепила рубаху. Она оказалась достаточно длинной, чтобы прикрыть все вызывающие места. Застегиваясь, я смотрела в окно. Какая же за городом красота! Снег чистый, белый-белый. Как будто и не конец зимы вовсе, а только ее начало.
– Ух ты, какие ножки!
Лихоборский вошел с подносом, на котором стояли чашки, сахарница и блюдце с лимоном.
– Нравятся?
– Не то слово!
Он отставил поднос, подошел и сразу стал меня раздевать. Путаясь в сумбурных объятиях, сбивчивых поцелуях, словах, я хватала его за лицо, отвечала на поцелуи и тоже что-то шептала…
Все произошло так стремительно, что я даже не поняла, оправдал он мои надежды или нет. Зато я, судя по всему, его надежды оправдала.
Думая, что он спит, я стала потихоньку вылезать из постели. Нужно же было выпить свой чай.
– Стоять! – он обхватил меня сзади и снова втащил под одеяло.
И все повторилось.
Только ощущения мои теперь уже были другими. В точности, как тогда – во время танца. Для меня больше не было времени. Было только то, что было. И потом это полусонное состояние, когда ты еще до конца не понимаешь, а только догадываешься на самых задворках сознания, что никуда тебе уже от него не деться. Не на небо. Не под воду. Никуда…
В этой безумной неге я растворилась. Уже засыпая на пригревшем меня плече, я все продолжала трогать его губами, пыталась запомнить, какое оно – на вкус, на запах… Прохладное. Все еще немного влажное, солоноватое. Пахнет чем-то особенным. Свежим, слегка горчащим. Может, полынью?
Так и не подобрав достойного сравнения, я провалилась в сон. И проснулась, уже когда комнату застилал бледный свет. В окно сквозь серую мякоть туч глядело далекое мглистое солнце. День стоял пасмурный. Определить, сколько времени, было невозможно. То ли раннее утро, то ли уже середина дня. В любом случае пора было вставать. Неровен час, железного коня Лихоборского завалит снегом. Сева мне этого ни в жизнь не простит!
Неожиданно я почувствовала через толстое одеяло, как кто-то мягко вспрыгнул мне в ноги и бесцеремонно засеменил по телу. Я приподняла голову. На меня с устрашающей неизбежностью надвигалась лысая образина. Уже через секунду прилизанная мордочка ткнулась мне в подбородок и слюняво обнюхала.
Кошка-сфинкс! Фу! Как можно держать это чудовище в доме? Это не животное, настоящий мутант!
Содрогаясь от брезгливости, я отшвырнула от себя инопланетного монстра. Тощее безволосое тельце неуклюже брякнулось на пол и, поджав крысиный хвост, юркнуло под стол. Из темноты на меня уставились два укоризненных глаза.
– Тьфу на тебя! – шепотом ругнулась я, утирая лицо.
Мой нежный рыцарь лежал на спине, закинув руки за голову. Чему-то улыбался во сне. Я аккуратно придвинулась к нему, стараясь не разбудить. Нет, все-таки он – не чистокровный блондин. Брови, щетина, волосы на груди и в подмышечных впадинах темные. Может, подкрашивается? Я взяла в пальцы прядку со лба, просеяла, как песочек. Да нет, не похоже. Провела тыльной стороной ладони по груди, по животу – твердым, как камень.
Зато посещает тренажерные залы! Вон какой пресс накачал! Слава богу, еще не слишком усердствует. Терпеть не могу, когда у человека вместо туловища гора мышц.
Дальше было неинтересно. От пупа и ниже Севу скрывало цветастое одеяло.
Я снова обратилась к лицу.
– Нравлюсь? – вдруг слетело с безмятежно улыбающихся губ.
Всеволод лежал все так же с закрытыми глазами. Но, как выяснилось, следил отнюдь не за сюжетом сновидений. Вот гад!
– Так себе, – равнодушно заметила я.
– Да ну! – сощурился на меня недоверчивый глаз. – А если подумать? – притворщик одной рукой схватил меня за спину. Привлек к себе, легонечко надавил.
Ну и силища! У меня от этого «нежного» захвата едва не хрустнули ребра.
– Очень… очень хорошенький! Только не убивай! – взмолилась я.
– То-то, – хватка несколько ослабла, но тут же сделалась еще жестче. – Ты зачем Самсона обижаешь?
– Какого еще Самсона? – морщась от боли, простонала я.
– Котика моего.
– Он гадкий.
– Да? – тон у Лихоборского стал, как у Чеширского кота. – А если подумать?
Мы потянулись друг к другу…
Вообще-то, я терпеть не могу целоваться с утра. Какое удовольствие, если складывается впечатление, что тебе и твоему партнеру целую ночь гадила в рот стая таких вот Самсонов?
Но сейчас было все по-другому. Так странно, так удивительно здорово, что я разом утонула в собственных чувствах. Ушла на дно, как топор, счастливая нашей близостью. И этим непривычным для меня ощущением абсолютной гармонии. Я даже не сразу заметила ушастую физиономию сфинкса, который снова пробрался в постель. Сидел с любознательным видом, вынюхивая что-то в моих волосах. Благо к тому времени переломный момент остался уже позади. Иначе бы вышел конфуз.
Я попыталась спихнуть уродца, но он удержался, зацепившись когтями за простыню. Вскарабкался по ней на спину хозяина.
Сева, еще не успевший перевести дух, взвыл от боли. Скатился с меня, норовя отодрать кота. Не тут-то было! Неуправляемое животное, как аппликация, размазалось по спине, сильно ее поцарапав.
