городу Дели, уже сверху было видно: вся земля распахана, всюду квадратики полей, города, деревушки… Почти не осталось диких лесов, по дорогам бегут разноцветные пятнышки- автомобили.
«Да, — подумал я, — видно, Индия уже не та. Интересно, какой же она стала?»
В Дели мы прожили несколько дней. В этом громадном городе оказалось… два города. Новый и Старый. В Новом — просторные улицы, поток автомашин и огромные, застеклённые во всю стену дома. Рядами большие магазины, за витринами идёт неторопливая торговля. Много деревьев, цветов.
А Старый Дели — это узенькие улочки, запруженные народом, низкие дома с балкончиками, деревянными галереями.
Наш автомобиль всё время застревал в потоке людей. Идут, стучат пальцами по стеклу: куда, мол, заехал? Тут же у стен, прямо с лотков, продают поджаренные на масле лепёшки, на ходу едят, кто-то разогревает в котле приправленный перцем рис, кто-то жарит на противне кусочки бананов, кипятят чай, разливают по чашкам суп… Гомон, шум, толчея! А тут ещё навстречу нам через толпу пробирается повозка, запряжённая парой волов. Стой, назад! На тротуаре, под ногами прохожих, — нищие, предсказатели судьбы с учёными птицами; снуют мальчишки с газетами. Народу!
«Только в Китае больше людей, чем в Индии», — вспомнил я.
Когда я сказал: «Как вас тут много!», мне ответили: «Здесь-то ещё что! Вот вы побывайте в Калькутте!»
Поехали в Калькутту. Вот это действительно огромнейший город. Почти десять миллионов человек — целое государство! Даже домам уже нет места — нависли над мутными водами реки. Улицы, переулки, автобусы, трамваи, люди, полно велосипедов, на них — по одному, по двое, даже по трое! Медленно вращаются колёса, катится людской поток. В автобусах, трамваях дверей не закрыть.
Но как-то иду я по улице, вижу, роют посреди города огромную яму — котлован. И так места для домов мало, а тут такая ямища! А самое главное, народ кругом стоит и не возмущается, а очень весело на эту яму показывает. Смотрят, как самосвалы оттуда землю вывозят, и радостно о чём-то говорят. Слышу знакомое слово — метро. Так вот оно что!
— Поздравляю, — говорю своему провожатому, — скоро у вас на улицах народу меньше станет. Метро — это знаете как удобно!
А он такой недоверчивый попался.
— Не уверен, — говорит, — мы привыкли жить в муравейнике. Лучше не будет.
Вернулся я домой в Ленинград. Как-то сижу у телевизора, показывают Калькутту. Смотрю — подземная платформа, к ней подкатывает бело-голубой поезд. Пустили метро! А потом показали улицу, так мне даже показалось, что на ней стало просторнее.
Будет лучше, будет!
В Калькутте на площади в маленьком скверике стояла толпа. Люди собрались в кольцо, а посреди кольца сидел на земле человек в чалме с дудкой в руках — факир. Перед ним стояли две круглые плоские корзины, закрытые крышками. Рядом — мальчишка, на поводке у него мангуст — зверёк величиной с кошку. Мордочка острая, хищная. Только я подошёл, мужчина как сбросит с одной корзины крышку, оттуда — змея. Взвилась как пружина. Большая, коричневая. Стоит, качается на хвосте. На шее у змеи раздувается кожаная складка с тёмным рисунком в виде очков. Змея покачалась и вдруг выскользнула из корзины на землю. И тут мужчина заиграл на дудочке, тихонько засвистел. Он свистел, покачиваясь, то наклоняясь к самой змее, то выпрямляясь. И медный наконечник дудки то приближался к змеиной голове, то отдалялся. Огромная змея (а это была очковая змея — кобра) послушно следовала за дудкой. Дудка описала круг, и кобра повторила его. Тогда факир опустил дудку, ловко схватил змею поперёк тела, швырнул в корзинку и захлопнул крышку. Все замерли: вперёд вышел мальчишка со своим зверьком, а мужчина уже наклонился ко второй корзинке. Раз! — сорвал с неё крышку. Два! — из корзины вылетела вторая змея и, извиваясь всем телом, быстро поползла к публике. Народ ахнул. Но мальчишка уже спешил следом, мангуст тянул его изо всех сил. Мангуст налетел на змею, перевернул и мёртвой хваткой вцепился в горло. Всё кончено.
Мальчишка пошёл по кругу, таща за собой мангуста. Тот скалил зубы, толпа радостно гудела, на землю посыпался град монет.
Я выбрался из толпы.
— Да, да, это прекрасно. Нигде в мире вы не увидите танец змеи и схватку мангуста с коброй, — сказал мне вечером приятель-индиец. — Но только учтите: половина страхов тут напрасна. Ядовитые зубы у змей вырваны, и вообще, во второй корзине чаще всего сидит не кобра, а безобидная крысиная змея — рат снейк. Увы, кобр в Индии становится всё меньше, их трудно добывать, и они дороги. Тигры и те у нас все пересчитаны. Поедете в заповедник — увидите сами.
Индия торопится — ей надо делать всё сразу: и строить заводы, и копать метро, и охранять змей и тигров, и следить, чтобы не вырубили последние леса, и выращивать урожаи, и учить в школах детей.
Индийцы многое уже умеют. Мне, например, очень понравилось, как они относятся к работе. Летели мы в заповедник, в тот самый, куда отвели нашего знакомого слона. Вылетали из Дели. Подошли к самолёту, как говорится, впритык — за две минуты до отлёта, — сели в кресла. «Ну, — думаем, — пока экипаж всё приготовит, пока стюардессы разберутся с пассажирами, пока запросят разрешение на взлёт…» Но стрелки часов передвинулись на две минуты, мягко запели моторы, самолёт качнулся, побежал — и мы в воздухе, минута в минуту! Точно так же прилетели, ни минуты опоздания. Вылезли, и самолёт сразу же улетел.
Огляделись мы — кругом кусты, деревья. Аэродром посреди джунглей. Никого нет. Одни мы. Вот так раз — куда деваться? Вдруг из-за куста выходит индиец в серой чалме и говорит: «Вы такие-то?» Мы отвечаем: «Такие». — «Я за вами. Была телеграмма. Автомобиль ждёт». Зашли мы за кусты — там машина. Сели и поехали.
По пути я спрашиваю водителя: «Скажите, а если бы вы не приехали за нами? Или опоздали? Куда бы мы делись? Пошли через джунгли, заблудились, погибли?» — «Нет, — отвечает. — Если мне что-то поручено сделать, я должен это сделать точно. Иначе как же мы превратим свою страну из бедной, какой она была ещё вчера, в сильную и богатую?»
В заповеднике мы прожили неделю и каждый день ходили в джунгли.
Скажем прямо: зверей там оказалось немного. Где-то на другой стороне озера бродило несколько слонов. Изредка, хрюкая, перебегали дорогу кабаны. Попалась как-то белка величиной с собаку — огромная малабарская белка. Я сперва даже подумал, что это обезьяна. И ни одной змеи, ни одного тигра.
— Покажу, покажу вам тигра, — всё уверял нас директор заповедника.
А когда настал день отъезда, он провёл нас к себе в кабинет, достал из ящика стола листок белой бумаги, положил перед нами и говорит: вот!
На листке нарисован большой, с тарелку, отпечаток кошачьей лапы. Отчётливо видны когти.
— Понимаете, у нас в заповеднике остался всего один тигр, — говорит директор. — Мы срисовали его след. Мы очень гордимся этим тигром, но он очень осторожен и не подпускает к себе.
Вот так раз — один-единственный тигр!
Как-то я ушёл из заповедника в соседнюю деревню. Иду назад по лесу… Странный какой-то лес: дерево от дерева стоит на расстоянии, к каждому дереву привязана чашечка. Что за чашечка? Хотел было к одной
