— Я тебе её завтра отдам! — сказал он и сунул тетрадку в портфель. — Пошли домой?
— Я ещё поработаю, — нерешительно ответил Пим. — Мне можно: мать на собрании.
Драка
Домой Пим возвращался в темноте. Чтобы скорее выйти на шоссе, он из улицы свернул в переулок. В переулке горел единственный фонарь. Слышались голоса. Под фонарём, в центре жёлтого круга, стоял, покачиваясь, человек. Он был без кепки, в расстёгнутом пиджаке. В руке держал камень. — Брось, говорю! От фонарного столба отделилась фигура и тоже вошла в круг.
Хлыст!
Пригнувшись, как кошка, Хлыст начал кружить вокруг пьяного.
— Брось кирпич! — негромко повторил он. Пьяный размахнулся. Хлыст наотмашь тяжёлым кулаком ударил его в лицо. Пьяный беззвучно повалился на землю. Пим прижался к забору.
Хлыст нагнулся над пьяным и начал шарить в его карманах. Скрипнул песок. По переулку, насвистывая, шёл человек. Подойдя ближе, он остановился. Сергей! Пим бросился к нему.
Сергей посмотрел на лежащего человека, на Хлыста, схватил Пима за рукав и потянул прочь.
Не успели они сделать и десяти шагов, как их нагнал Хлыст.
Он тяжело дышал. Узнав Сергея, он спросил;
— Откуда?
— Из города.
— Этот с тобой?
— Да.
— Что видели?
— Ничего.
Хлыст приблизил своё лицо к Пиму и белыми глазами посмотрел на него из темноты. Глаза тускло поблёскивали. Правую руку Хлыст держал в кармане.
Пим зажмурился от страха.
Сергей дёрнул его за рукав и повёл улицей вниз к шоссе, где зелёным огнём горели ртутные лампы и шурша проносились автомашины.
Сияющий, полный света троллейбус с прозрачной голубой крышей выплыл из-за угла, проплыл серединой асфальта и исчез, уронив с проводов лиловую цепочку искр.
Я ненавижу тебя!
Ночью Пим не спал. Он метался по дивану. Над его головой раскачивался жёлтый фонарь, и чёрный человек без конца падал в пыльный песок немощёного переулка.
— Что с тобой? На тебе лица нет! — удивилась утром мать. — Ты нездоров?
— Нет, ничего.
В школу он собирался долго, шёл кружной дорогой; проходя мимо переулка, в котором встретил Сергея, вздрогнул. Будто кулаком ткнули в грудь…
В школу он пришёл минут за пять до звонка. Едва вошёл в класс, понял: что-то произошло.
Девочки стояли кучкой у стены. Мальчишки сгрудились у окна.
Они гоготали.
— Чего ржёте? — спросил Пим. — Дайте посмотреть. Мальчишки расступились.
На окне сидел Толик. В руках у него была зелёная тетрадь.
Пим нахмурился и протянул к ней руку.
— Брось ты, давай дочитаем, — сказал Теляков. — Там такое… — Он не закончил. В дверях показалась Зойка.
Мальчики затихли.
Зойка подошла к Пиму. Глаза у неё были красные. Губы сжаты в полоску.
— Если ты хочешь знать, — начала она. Губы её задрожали. — Я… я… никогда не думала, что ты… Я ненавижу тебя. Понимаешь, не-на-ви-жу!
Зойка повернулась и бросилась вон из класса. Люда Усанова подошла и выхватила из рук у Толика тетрадь. Пим попробовал усмехнуться. Чёрт знает, что такое!
Зазвенел звонок. В коридоре послышались шаги Лидии Гавриловны.
Снова Ксанф
Литература… История…. Большая перемена.
Всю перемену Пим простоял в коридоре.
СУМАСШЕДШАЯ ЭТА ЗОЙКА! ВСЕ ДЕВЧОНКИ — СУМАСШЕДШИЕ. ПОДУМАЕШЬ, ТЕТРАДЬ!
Подошёл Рафик.
— Ты чего? — спросил его Пим. Рафик тоже был злой.
— Зинаида тройку в четверти пообещала, — сказал он. — Вот чего.
— За что?
— За Колумба.
— Не знал? Рафик кивнул.
— А что она спросила?
— Сколько у него было кораблей.
— А ты?
— Что я, с ним плавал?
Глаза у Рафика сделались чёрные-чёрные.
— А ещё что она спросила?
— Много.
Позади Пима шаркнул веник. Пим обернулся и увидел Ксанфа.
— Ксанф, — медленно спросил Пим, — ты не знаешь, сколько кораблей было у Колумба, когда он открыл Америку?
Сторож испуганно посмотрел на мальчика.
— «Санта Мария», «Нинья», «Пинта»… — забормотал он. — Три корабля. Отплыли из
