- Для меня да. Это род Тукай, тот самый, который меня жены, сына и двух дочерей лишил.
- Тукай, переводится как Радуга, - задумавшись, сам себе сказал я и, оглянувшись на праздничный стол, принял решение: - В общем, так, Евграф, дай нам час на подготовку и приведение себя в порядок, и мы выступаем.
Аверин крепко схватил меня за плечо и, наклонившись к моей голове, жарко прошептал:
- Благодарю, Никифор. Ты меня правильно понял, и я этого не забуду.
- Подожди благодарить. Вот сделаем дело, тогда и скажешь добрые слова.
Спустя полтора часа, отослав к дядьке Петру Афанасьевичу Булавину в Эльбузд двух казаков с известием о своих намерениях, под благословение пьяного столичного попа, восемь десятков хорошо вооружившихся ватажников на свежих верховых лошадях вместе с несколькими вьючными, покинули крепость и направились строго на юг. Рысь, шаг, чтобы не утомлять животных, мы двигались неспешно, и заснеженная степь верста за верстой ложилась под копыта наших коней. Прошел какой-то отрезок времени, и мои казаки, многие из которых под воздействием алкоголя покачивались в седле, стали приходить в себя. И как это бывает, некоторых ватажников пробило на нервные шуточки, мол, только что, выпивали и мяско кушали, а тут, нате вам, вперед, в налет на закубанцев. Впрочем, вскоре смех прекратился, так как мороз поджимал, а к Куго-Ее, за половину недолгого зимнего дня никак не доедешь и, перейдя Мечетку, а за ней Малый Эльбузд, к вечеру, отряд остановился в неприметной глубокой балке.
Из веток обломанного бурей старого карагача казаки быстро развели небольшие костерки, на которых грелись котелки с водой для чая и взвара. Накрытые попонами лошади хрумкали насыпанным в торбы овсом. Где-то далеко пел свою тоскливую песню волк- одиночка. А над головой сияли крупные звезды, и казалось, что до них можно дотянуться рукой. Благодать. Что еще нужно воину в походе перед битвой, чтобы настроиться на спокойный лад, отсечь от себя всю суету мира, проблемы и заботы? Пожалуй, что ничего. Вот только если песня или беседа с хорошим человеком. Но на песни, по понятным причинам, сейчас запрет, а вот поговорить, хоть с тем же самым Авериным, вполне можно.
- Евграф.
Окликнул я смотревшего на огонь десятника.
- Что?
Он оторвал взгляд от пламени.
- Расскажи, как так случилось, что ты семью потерял.
Аверин посмотрел на собирающихся вокруг казаков, которые подсаживались поближе, в невеселой усмешке скривил губы и, подкинув в огонь перекрученный кусок темно-красного дерева, сказал:
- Дело давнее, можно и рассказать, чтобы вы, хлопцы, в бою с ногайцами злее были. Случилось это в одна тысяча семьсот первом году, как раз под конец декабря. Только-только война с османами закончилась и началась Северная война. Я тогда до сотника поднялся, и вскоре должен был полковником стать, так как в армии Шереметева в бою при Эрестфере, что под Дерптом, отличился. И пока я на чужбине геройствовал, моя семья здесь, в хуторке под Кагальницким городком жила. Пограничье тогда прикрыто было плохо и несколько кланов из орды Чар-Аслана, во главе с родом Тукай, пошли в набег на казачьи земли. Городки по Кагальнику и дальше они взять не смогли, а вот несколько хуторов выжгли, и всех людей полонили. После этого копченые обратно в Кубанскую степь кинулись, а Лукьян Максимов, атаман войсковой, собрал, кого смог, и за ними вдогонку помчался. Было, почти догнал находников, но те, чтобы себе бегство облегчить, всех полонянников посекли и все-таки ушли. Это недалеко отсюда случилось, верст шесть-семь и, как мне односумы говорили, там целый овраг неузнаваемыми трупами был забит. Так я лишился всех своих родных, а как узнал, что случилось, бросил полк, дезертировал и с той поры по пограничью гуляю, ногайцев высматриваю и режу их без всякой жалости.
- Неужели никто не уцелел?
Спросил Аверина Семен Кольцо.
- Слух был, что несколько детей ногайцы поперек седла кинули и с собой увезли. Но если бы за них хотели получить выкуп, то давно бы с кем-то из родни связались, а такого не было. Значит, нечего себя пустыми надеждами тешить, если и уцелел кто, то таких детей в турецкую или персидскую неволю продали.
Кто-то из ватажников хотел задать еще вопрос, но я увидел, что в глазах старого воина сплошная тоска, взмахнул ладонью и приказал:
- Заканчиваем разговоры! Всем отдыхать! Завтра в бой!
Казаки расходились по расчищенным от снега делянкам, на которые был накидан бурьян, поверх него стелили толстый войлок, накрывались дополнительными попонами и ложились спать. Следующий день должен был принести ватаге схватку с исконными врагами и всем нам требовался хороший спокойный сон.
Однако так сложилось, что ближе к утру задул сильный северный ветер, который принес с собой снежную метель. В связи с этим, пришлось полдня просидеть в балке, и только когда ветер немного стих, ватага продолжила движение, которое затруднялось большими сугробами. Так что к следующему вечеру мы только перешли Средний Эльбузд и сам Эльбузд. До Куго-Еи не дошли несколько километров и снова остановились на ночлег.
Еще одна ночь прошла в экстремальных полевых условия, правда, весело, так как вечером к нам присоединился Петр Булавин и четыре десятка его казаков. Нам было о чем поговорить и что обсудить, и в целом, против уничтожения ногайского рода Тукай дядя не возражал. И даже более того, сам хотел в этом мероприятии поучаствовать, а как долю в добыче (без этого никак), желал забрать всех уцелевших после налета степняков, которых он должен был отправить своему начальнику паше Хасану. А чего ему? Степь большая, одним кочевьем больше, одним меньше, если специально не искать, то и не найдешь, тем более осколок орды изменника Чар-Аслана, который на всей турецкой территории объявлен вне закона.
И вот, наступил третий день нашего боевого выхода в степь. Сегодняшний день. Погода нам благоприятствовала, на небе ни облачка, ветра практически нет, а температура воздуха, как на заказ, примерно минус десять градусов по Цельсию. Казаки, что донские, что кубанские, весело пересмеиваясь и перешучиваясь, быстро позавтракали, заседлали лошадей и широкой облавной цепью, несколькими группами, рванулись к недалекой Куго-Еи.
Через час хода, пройдя по холмистой степи, наш сборный отряд перебрался на левый берег реки. Где-то рядом должно было находиться ногайское кочевье, поэтому, то и дело кто-то из казаков поднимался на окрестные курганы, осматривал окрестности, и спустя еще час, кочевники были обнаружены.
- Есть! Нашел! - К дядьке Петру подскакал один из его казаков и, взмахнув нагайкой, указал на курган невдалеке от нас. - Батька-атаман, там они! Только что с места снялись и вдоль реки к истоку идут!
Мы засвистели, стягивая казаков в единый ударный кулак, и как только все группы сошлись вместе, шагом двинулись на кочевников, которые показались из-за кургана. Кибитки, возы, отары овец, несколько косяков лошадей, под присмотром пастухов, и чуть больше сотни воинов, идущих в голове всей колонны.
- Гайда, казаки! Руби копченых!
Дядька выхватил саблю, отдал общую команду, и темным смертоносным клубком, взбодрив лошадей нагайками, мы покатились по белому чистому снегу на врага. Ногайцы, на мгновение растерялись, видимо, не ожидали нас здесь увидеть, и остановились. Затем,