дороге движется большое войско.
Вскоре братья уже сидели в шатре у Мономаха и договаривались о дальнейших действиях.
Олег домогался сразу идти на Киев и взять его пригтупом. Мономах понимал, что Олегу никогда не быть киевским князем, что он ненавидит Святополка за Старо-дуб, за Любеч, за то, что киевский князь слаб и корыстолюбив,.и отомстить ненавистным киевским боярам, взять добычу, которая поправила бы его личное состояние и состояние его смысленых людей, потерявших многое во время межкняжеской которы в 1096 году, представлялось Олегу весьма заманчивым. Но это не входило в расчеты Мономаха. Киев был для него особым городом: здесь княжил его отец, здесь, он надеялся, как самый сейчас сильный князь на Руси, как прямой наследник византийских императоров, будет княжить и он, а взять город на щит означало бы навеки потерять поддержку киевлян. Они проклянут его и его род во веки веков. Нет, брать Киев приступом было нельзя.
Шло время, а братья всо спорили в шатре, и ближние их бояре поддерживали этот спор, вступая в него все с полыми н новыми речами.
Помог спокойный, уравновешенный Давыд Святославич. Он не вмешивался в княжеские брани, принимал те города, которые ему давали, и теперь, не желая участвовать в новой войне, стоял на том, чтобы послать для начала послов к Святополку и решить все дело миром.
Сказали послы Святополку: «Зачем ты зло учинил Русской земле и вверг нож между нами? Почему ослепил брата своего? Если бы у тебя была какая вина на него, то обличил бы его перед нами и, доказав, вину его, и створил бы с ним так; а ныне объяви вину его, за которую ты учинил с ним это».
Святополк прислал ответные речи: «Поведал мне Давыд Игоревич, что Василько брата моего убил Ярополка, и меня хочет убить и занять волость мою, Туров и Пииск, и Берестье, и Погорину, а целовал крест с Владимиром, что сесть Владимиру в Киеве, а Васильку во Владимире. А надо мне свою голову блюсти. И не я его ослепил, но Давыд, который и привез его к себе».
И новые речи пошли в Киев: «Не ссылайся на то, будто Давыд ослепил его. Не в Давыдовом городе был он схвачен п ослеплеп, но в твоем городе взят он и ослеп-леп». Святополк полностью отрицал свою вину за новую княжескую распрю, все яснее и ясное намекая на желание Мономаха овладеть Киевом. И чем откровеннее говорил об этом Святополк, тем в. большее негодование, приходил Мономах. Конечно, все это злостный навет, зачем. ему шальной мальчишка. Басилько, чем он может помочь ему; но речи Святополка затронули, ^взбудоражили его истинные мечты о киевском столе, подняли из глубин души постоянно тлеющие надежды.:И за это Владимир еще более негодовал на Святополка.
После последнего ответа киевского князя стало ясно, что он не намерен просить у князей прощения, не хочет наказания Давыда, слагает с себя вину за начавшуюся распрю и готов к рати. Теперь князья решили перейти Днепр н обступить Киев. Вскоре первые их дружинники переправились через Днепр.
С киевских гор люди смотрели, как дружины союзных князей вышли из бора па днепровский берег, и тут же в городе началось великое волнение. Поднялись бывшие там приспешники Святославичей и Всеволодова дома, княжеская дружина заколебалась, и близкие к Святополку люди советовали ему бежать из Киева, а это означало бы отдать город в руки Мономаха. Тогда выступили другие, и их было больше, которые уговаривали Святополка покончить с князьями дело миром, не пускать Моиомаха в город. Киев бурлил, начали волноваться слободы, по улицам побежала челядь. В этот час Святополк, не надеясь на киевлян и боясь народного восстания, решил бежать из города.
Весь день шло свещание смысленых киевлян; было ясно, что город находится накануне больших потрясений, и каков будет их исход, никто сказать не мог. Но ясно было и другое: надо было спасать свои домы, богатства, земли от волнующихся смердов, ремесленников, городской голи.
Именно смысленые люди настояли на том, чтобы князь выслал к Мономаху митрополита Николая, к которому с уважением относился переяславский князь, и Всеволодову вдову, его мачеху - Анну, которую он чтил и слушал.
Едва Мономах в ладье переправился на правый берег Днепра, как от города к нему двинулось посольство. Впереди шел митрополит с епископами и игуменами, следом - княгиня Анна со своими людьми, за ними:видные киевские бояре.
И митрополит и княгиня просили Владимира и князей не начинать войны, пе губить Русской земли, не радовать половцев, которые не преминут воспользоваться новой княжеской которой и придут в Русь. И еще митрополит и Анна рассказали Владимиру про то, как бегают по городу взбудораженные холопы, и все большие люди находятся в большом страхе и смятении. Сегодня надо думать не только о своих обидах и счетах, но и о всей Русской земле, которую завещали им деды п прадеды.
Мономах слушал митрополита и мачеху, и в памяти у него вновь всплывали страшные дни 1068 года, когда разнузданная голь на несколько дней захватила Киев и громила домы богатых людей. Рушился богом установленный порядок, каждый холоп стремился стать господином, а прирожденные властелипы спасались бегством по пригородным дорогам. Нет, до этого он не допустит никогда, пусть даже ему придется примириться со Святополком. Перед ним вставала страшная картина народного неустройства, которая пугала его больше, чем любой самый неистовый половецкий набег.
Потом они остались вдвоем с княгиней, и она снова и снова уговаривала его не идти на Киев, не ввергаться в начавшуюся в городе смуту, а у лих своих сил хватит, чтобы вновь загнать челядь во дворы и утихомирить голь, Святополк же выполнит все, что ему скажут князья-союзники.
Кажется, Киев был для него совсем рядом. Вот он лежит перед пим, почти беззащитный, тревожа душу куполами своих храмов, торжественный и прекрасный, матерь городов русских, одно прикосновение к которому вливает в душу крепость и силу, власть и гордость, а обладание им возвышает бесконечно в сонме властелинов земли. И кто может соперничать с владыкой Киева? Может быть, только византийский император! И ныне никто не смог бы ему помешать занять киевский стол - Святославичи с ним в союзе, Давыд залег на Волыни, ничтожный Святополк никому не нужен. Но в эти расчеты вторгались новые неведомые силы - киевские низы, и пренебрегать этим было нельзя. К тому же Святополк уйдет в изгнание, и кто знает, с чем и когда он вернется.
И Владимир согласился со словами Анны. Теперь вновь начались ссылки послами, и Святополку был дай наказ: «Это Давыдова сколота, так ты иди, Святополк» па Давида и либо захвати, либо прогони его».
На этом двоюродные братья целовали крест.
К этому времени стало известно, что Давыд захватил Теребовль и иные владения Василька Ростиславича, а са-woro его держит у себя во Владимире под стражей в том доме, куда посадил его вначале. Теперь становилось ясно, что захват Василька и его ослепление - это дело рук Давыда Игоревича, за которым едва ли не стояли греки или ляхи, которым весьма досаждал неуемный Васи ль ко.
Киевская дружина во главе со Святополком двинулась на Волынь. Вслед за Святополком туда же направился и Владимир Мономах, не доверявший киевскому князю. Олег и Давыд Святославичи возвратились в свои города.
Братья послали к Давыду Игоревичу послов и потребовали, чтобы он немедля вернул Васильку захваченный Теребовль и оставался сидеть во Владимире, как это было договорено на Лтобечском съезде.
Ответ с Волыни был неожиданным: к князьям пришел посол от самого Василька - его дружинник Куль-мей и сказал, что Василько с Давидом помирились, что впачале Давыд никак не хотел возвращать Теребовль Васильку и предлагал ему другие города - и Всеволож, и Шеполь, и Перемышль, по в конце концов уступил, и теперь уже сам Василько просит князей возвратиться домой и не проливать зря кровь, а они с Давидом сами разберутся в своих владениях.
Шел декабрь 1097 года. Тепло давно кончилось, и пролизывающие ледяные ветры дули с востока, из придоп-ских степей. Путь до Волыни был далек и труден в эту зимнюю пору, и Святополк с Владимиром решили повернуть назад.
Сколько раз потом Мономах, клял себя за это решение. Ведь еще при Всеволоде Давыд без конца хитрил, обманывал, коварством стремился захватить земли соседей, жаловался на них, и вот Мономах оставил его один па один с Ростиславичами. Надо было дойти до Волыни, разместить там часть своей дружины, утвердить порядок владения
