и в политических целях, Интересно сообщение о том, как, отправляясь во главе войска на решительное сражение с Мамаем, великий князь Димитрий Иванович в 1380 г. взял «с собою десят мужей сурожан гостей, видения ради; аще ли что бог случит, имут поведати в далных землях, яко сходници суть з земли на землю и знаеми и в Ордах и в Фрязех».
Вероятно, процесс усиления великокняжеской власти в XIV–XV вв. не мог не сказаться отрицательно на судьбах корпоративных прав городского купечества в XIV–XV вв.
Наряду с крупным купечеством источники отмечают также наличие других купцов, средних и мелких. Летописная терминология в отдельных случаях прямо указывает на различные категории купечества, как например, при сообщении о постройке церкви в Торжке в Никоновской летописи говорится о том, что ее осуществили новгородские «гости и прочий купцы» наряду с черными людьми. Выявить конкретную характеристику этих «прочих купцов» чрезвычайно трудно за отсутствием необходимых материалов. Исследуя этот вопрос по отношению к концу XV— началу XVI в., В. Е. Сыроечковский пришел к выводу о том, что можно «установить связь мелких купцов Москвы с ремесленного, зависимою и вольною, средой большого города, из которой черпали кадры мелкого купечества». Вероятно, что эти наблюдения могут быть распространены и на более раннее время. Но вместе с тем В. Е. Сыроечковский подчеркивал, что «вышедшие из ремесленной среды участники южной торговли торговали товарами, не имевшими отношения к прошлому, а, может быть, и настоящему ремеслу». Эта характеристика, данная для конца XV в., тем более должна быть верна для предшествующего времени.
Таким образом, торговля, центрами которой были города, несмотря на ее несомненное расширение в XIV–XV вв., сохраняла феодальный характер и являлась дополнением феодального хозяйства. Купеческий капитал находился еще на ранней стадии своего развития и основывался, главным образом, на внешней торговле. Период внедрения купеческого капитала во внутренний рынок, приведшего к постепенному разрушению феодального способа производства, еще не наступил, как правильно отметил В. Н. Яковцевский.
Княжеская власть активно способствовала развитию торговли. Князья следили за тем, чтобы не сокращался контингент людей, платящих торговые пошлины, и чтобы купцов не останавливали слишком многочисленные мыты, Не случайно летопись отметила как особую заслугу тверского князя Михаила Александровича то, что при нем «корчемники и мытаря и торговые злые тамги истребишася». В договорных грамотах князей постоянно встречаются обязательства не затруднять торговли «замышлением» новых мытов, «блюсти гостей с одиного», «а у купец повозов не имати, развее ратной вести» и т. п… Новейший исследователь истории русской экономической мысли А. И. Пашков, оценивая общее содержание экономической политики князей, пришел к выводу о том, что «междукняжеские договоры показывают стремление князей закрепить, упрочить политическую раздробленность страны путем сохранения экономической самостоятельности своих княжеств».
В то же время условие «пусть чист без рубежа» для торговцев А. И. Пашков понимает как отражение «прогрессивной тенденции нарастания экономического единства страны, в своем дальнейшем развитии послужившего основой преодоления политической раздробленности и создания централизованного Русского государства. Эта формула отражала противоречие между растущим рынком и политическим дроблением страны и вместе с тем служила задаче разрешения указанного противоречия на определенном этапе его развития». А. И. Пашков указывает также, что «политика покровительства торговле, как она чолучила свое выражение в договорах, диктовалась прежде всего, конечно, фискальными интересами князей. Рост торговли означал рост княжеских доходов». С этим последним мнением А. И. Пашкова нужно согласиться. Действительно, княжеская власть руководствовалась стремлением увеличить свои доходы от торговли, и поэтому она даже митрополичьему дому не давала льгот в случае торговли «прикупом», запрещала ездить «непошлыми» дорогами, устанавливала наказания за объезд мытов и т. п., свидетельств чему немало в различных грамотах. Потребность князей в деньгах особенно возрастала в силу тяжелой необходимости уплаты больших денежных «выходов» в Орду, и забота князей о поддержании источников своих доходов в XIV–XV вв. очень отчетливо выступает в их политике. Эта забота и была основой договорных условий, направленных на предотвращение излишних стеснений торговле, которые могли бы воспрепятствовать ее развитию.
Но в самом поощрении торговли нельзя видеть отражения нарастания экономического единства страны уже потому, что, как правильно отметил А. И. Пашков, в основе экономической политики князей лежало стремление сохранить экономическую самостоятельность своих княжеств. Поощрение со стороны государственной власти развития торговли не есть явление принципиально новое для XIV–XV вв. в России и вообще совсем не обязательно должно быть связано с нарастанием экономического единства. Такое поощрение существовало и в политике князей более раннего времени, оно хорошо известно в любом не только феодальном, но и рабовладельческом обществе, когда не было еще никаких тенденций к экономическому единству.
Но несомненно и то, что политика облегчения условий торговли, проводившаяся княжеской властью, объективно способствовала подъему торговли, а вместе с ней — развитию купеческого капитала и росту городов. Необходимо лишь учитывать, что в изучаемый период торговля обслуживала феодальное хозяйство, и города, как торговые центры, способствовали еще укреплению, а не разрушению феодального строя, находившегося на Руси в XIV–XV вв. в стадии прогрессивного, восходящего развития.
Столь же осторожно нужно подойти к оценке денежного обращения в XIV–XV вв. и роли городов в этом процессе. Исследователь этого вопроса Г. Б. Федоров установил, что в первой четверти XIV столетия появилась новая денежная система на Руси, так называемый «низовой вес», отличный от новгородского веса, и в письменных источниках стал упоминаться быстро распространявшийся московский термин «рубль». По мнению Г. Б. Федорова, причинами возникновения новой денежной системы были рост городов, развитие городского ремесла, превращение городского ремесла в одну из основ внешней торговли, когда вывоз продукции городских ремесленников имел своим следствием приток серебра из-за границы и создал материальную основу для чеканки монеты. С другой стороны, борьба за единство Русской земли и независимость от татар должны были вызвать и осуществление московским великим князем важнейшей прерогативы самостоятельного государя — чеканку собственной монеты, что и произошло в Москве в середине XIV в. Г. Б. Федоров пишет, что «потребность в собственной чеканной монете на Руси во второй половине XIV в. была настолько сильна, что почин московского великого князя был сразу же подхвачен экономически наиболее развитыми княжествами — Суздальско-Нижегородским и Рязанским — и привел к серьезным изменениям в денежном деле Тверского великого княжества и Новгорода Великого». В начале XV в. монеты чеканились уже в 21 городе. «Никогда — пишет Г. Б. Федоров, — ни до, ни после Василия Димитриевича Русь не знала такого количества монетных дворов. Это наглядно показывает величину потребности в монетных единицах, вызванной подъемом русской экономики, развитием ремесла и внутренней торговли. При этом московская монетная система играла главную, а для большинства княжеств и городов — определяющую роль в формировании и развитии их монетных систем».
Однако утверждение Г. Б. Федорова о том, что городское ремесло в XIV–XV вв. стало основой для ведения внешнеторговых операций, ничем не доказывается. Есть некоторые данные о том, что продукция городских ремесленников Московской Руси действительно попадала за границу, но они крайне малочисленны. По отношению к концу XV в. они собраны В. Е. Сыроечковским. В отношении XIV в. у нас имеется, кажется, единственное упоминание о сбыте тверских замков в Чехию, откуда и попали в район Твери так наз. «пражские гроши». Между тем, Г. Б. Федоров аргументирует свой принципиальный вывод только этим последним
