Константина Борисовичей. Новое известие о вечевом собрании в Ростове относится к 1289 г.: «…умножи же ся тогда татар в Ростове, и гражане створиша вече и изгнаша их, а имение их разграбиша».
Трудно судить по этим отрывочным сведениям о том, протекала ли в Ростове в 60—80-х гг. более или менее регулярная деятельность вечевых собраний, но несомненно, что в эти десятилетия какое-то оживление ростовского веча имело место.
В дальнейшем сведения о выступлениях ростовских горожан исчезают на длительное время. Активность горожан появляется в других районах — Твери и Переяславле.
Во время вторжения «Дюденевой рати» в 1293 г. «бяшебо ся умножило людей и прибеглых в Тфери и из иных княжений и волостей перед ратью». Князя Михаила Ярославича в городе не было, он возвращался в это время из Орды. Над городом нависла угроза неприятельского вторжения. Тогда «Тферичи целоваша крест, бояре к черным людем, такоже и черные люди к бояром, что стати с единого битися с татары». Сообщение летописи, несомненно, указывает на вечевое собрание в Твери, причем реальная сила в этот момент принадлежала «черным людям», заставившим бояр присягнуть первыми на верность в борьбе против врага. Возрастание политической активности тверских горожан в этот период закономерно совпадает с усилением антитатарской борьбы. Н. Н. Воронин справедливо отметил, что в это время «Тверь становится центром притяжения всех сил, стремившихся к сопротивлению татарскому господству». К концу XIII в. в Северо-Восточной Руси сложилась новая политическая обстановка. Значительно усилились в это время центральные княжества — Тверское, Переяславльское, начинался рост Московского княжества. Ростов в новых условиях уступил свое значение новым центрам, и вряд ли случайно отсутствие данных о выступлениях ростовских горожан в конце XIII в. и наличие указаний на активность горожан в Твери и в Переяславле.
В 1297 г. переяславльцы «с одиного» выступили на поддержку Даниила Александровича Московского и Михаила Ярославича Тверского в их борьбе против великого князя Димитрия Александровича. Слова «с единого» как будто указывают на единогласное решение переяславльцев, которое могло быть принято на вече. После смерти бездетного князя Ивана Димитриевича Переяславльского в 1302 г. Переяславльское княжество по завещанию князя отошло к Москве и сын московского князя Юрий Данилович «седе в Переяславле». В 1303 г. умер московский князь Даниил Александрович, и для Юрия Даниловича присутствие в Москве должно было быть очень важным, так как к нему переходил московский стол. Однако случилось так, что Юрий Данилович оказался не волен распоряжаться своими действиями. «Переяславции яшася… за Юрия и не пустиша его на погребение отче». Это сообщение летописи вряд ли можно понимать иначе, как почти прямое указание на существование в Переяславле в этот момент городского веча, которому принадлежала реальная власть даже в отношении князя. В 1304 г., в момент напряженной схватки с Тверью, переяславльцы опять были «с Иваном с одиного» (с Иваном Даниловичем, прибывшим из Москвы), переяславльская рать снова «единомысленно де».
С большой вероятностью можно думать о том, что все эти известия указывают на политическую активность переяславльских горожан в конце XIII — начале XIV в. и на существование в Переяславле вечевых собраний.
К этому же времени относятся еще два известных сообщения летописи о городском вече. В 1304 г. «бысть вече в Костроме на бояр», когда тверской князь послал туда своих бояр, чтобы воспрепятствовать переходу Костромы под власть Москвы. В том же или 1305 г. в другом поволжском городе — Нижнем Новгороде — «черные люди побили бояр, пришед же князь Михаил Ярославич из Орды в Новгород и изби вечников». Значение поволжских городов к этому времени стало быстро возрастать, эти города переживали подъем, и повышение политической активности горожан вполне понятно.
Было бы неправильным думать, что дошедшими до нас известиями исчерпываются все факты городских вечевых собраний в Северо-Восточной Руси во второй половине XIII и начале XIV в. Более реально предположить, что многие сведения остались неизвестными, тем более, что летопись иногда глухо упоминает о каких-то выступлениях горожан, как например, в 1304 г., когда «бысть замятия в Суздальской земле, во всех градех». Но и те данные, которые находятся в нашем распоряжении, позволяют с уверенностью говорить об оживлении городских вечевых собраний в указанное время и даже предполагать некоторые закономерности повышения и снижения вечевой активности в разных частях Северо- Восточной Руси в прямой связи с изменениями в общей политической обстановке.
Нельзя не обратить внимания и на то, что в дальнейшем известий о выступлениях горожан становится заметно меньше. В 1320 г. «быша в Ростове злия татарове, люди же ростовския, собравшеся, изгониша их». Снова, видимо, вечевое собрание горожан, происшедшее в момент обострения антитатарской борьбы.
Такая же картина раскрывается из описаний восстания в Твери в 1327 г. Требования народа «оборонить» его от насилий Чолхана не были выполнены князем, призывавшим к терпению. «И сего не прияше Тверичи и искаху подобна времени». Столкновение дьякона Дюдко с татарином в день большого церковного праздника 15 августа 1327 г. послужило поводом к народному восстанию. «Смятошася людие, и удариша в колоколы, и сташа вечем, и поворотися весь град, и весь народ том часе собрашася, и бысть в них замятия». Переплетение антифеодальной и освободительной борьбы очевидно. Когда князь не выполнил требований народа, собралось вече. Этот факт отчетливо указывает на то, что вечевые собрания горожан были проявлением антифеодальной борьбы и имели целью вмешаться в действия князя, заставить его действовать так, как этого хотели массы горожан. Н. Н. Воронин считает доказанным, что в восстании 1327 г. участвовали тверские тысяцкие — бояре Шетневы. Названный автор отмечает также такое важное обстоятельство: «Характерно, что тверской тысяцкий поставил свой храм не в Кремле…а вне Кремля, на Загородном посаде «старой, богатой Твери», как бы подчеркивая этим свою социальную связь с демократическими слоями городского населения».
Как бы ни были отрывочны и немногочисленны упоминания в источниках о городских вечевых собраниях, мы не можем рассматривать их иначе как проявление органически присущих всякому феодальному городу тенденций к борьбе против феодального господства. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. сохраняли, и не могли не сохранять, то же принципиальное направление исторического развития, что и всякие другие феодальные города, как и русские города до середины XIII в. Но, как было уже отмечено, степень реальности успеха горожан в этой борьбе зависела от многих обстоятельств, и не только на Руси, но и в Западной Европе далеко не всем городам удалось, добиться независимости от феодалов и стать «самыми яркими цветками средневековья», как называл К. Маркс свободные города феодальной эпохи.
В то время как в первой половине XIV в. процесс восстановления городской экономики еще не был завершен к лишь накапливались условия для нового подъема её, наступившего с половины XIV столетия, процесс усиления великокняжеской власти одержал уже заметные успехи. При Иване Калите, когда была заложена основа могущества Москвы, московская великокняжеская власть впервые выступила серьезной политической и государственной силой, начавшей подчинение северо-восточных земель Москве.
Источники дают немного данных для суждения о внутренней политике Калиты, но все же заметно, что Калита заботился не только о мире с татарами и о мирном расширении подвластной ему территории, но и о подавлении сопротивления своей власти.
Не следует представлять действия Калиты в Твери после восстания 1327 г. только лишь как вынужденный маневр для завоевания доверия Орды и как использование удобного случая для нанесения удара своему противнику — тверскому князю. Все это, конечно, имело место,
