Димитрий Волынский, служивший князю Димитрию Константиновичу.
Есть упоминание о тысяцком Василии в Костроме в 70-х гг. XIV в… Сохранение вечевых традиций во Владимире недавно отметил М. Н. Тихомиров, опираясь на известие о неудачной попытке князя Александра Васильевича в 1329 г. перевезти вечевой колокол из Владимира в Суздаль — «в XIV в., видимо, еще хорошо знали какой колокол на звоннице Успенского собора был вечевым». Неизвестно, собиралось ли когда-нибудь в XIV в. владимирское вече, но что-то похожее на вечевое собрание угадывается за сообщением о событиях 1371 г., происходивших в напряженный момент борьбы Михаила Александровича Тверского против Димитрия Ивановича Московского за великое княжение. Когда Михаил получил в Орде ярлык на великое княжение, а Димитрий привел население к присяге на верность Москве, то Михаил «поиде к Володимерю, хотя сести тамо на великое княжение, и неприаша его, но отвещаша ему сице: «не имем сему веры просто взяти тебе великое княжение». Летопись не указывает, от кого исходил этот ответ, но кажется, что он мог быть дан владимирскими горожанами, решившими остаться верными данной присяге.
Однако вряд ли во Владимире XIV–XV вв. были какие-либо условия для установления вечевого строя. Этот город находился в сфере непосредственного воздействия все более усиливавшейся великокняжеской власти и был средоточием владений крупных духовных и светских феодалов. То, что существование городского веча непосредственно зависело от силы княжеской власти, очевидно вытекает из многих рассмотренных выше фактов. Об этом наглядно свидетельствуют и события 1382 г. в самой Москве, когда в городе собралось вече после спешного отъезда Димитрия Донского в Кострому в момент приближения Тохтамыша. Как и в других случаях, московское вече 1382 г. возникло в момент обострения классовой борьбы в городе. Временное ослабление княжеской власти сразу создало благоприятные условия для вечевого собрания. Во время обороны Москвы от Тохтамыша вечу принадлежала реальная власть в городе. Москвичи взяли в свои руки дело защиты столицы и успешно отбивали нападения врага, но были преданы некоторыми представителями феодально- княжеской аристократии. Эти события достаточно полно исследованы Л. В. Черепниным, и нет надобности останавливаться на них особо.
Конечно, вече 1382 г. в Москве было исключительным явлением в том смысле, что вечевого строя в Москве XIV–XV вв. не существовало и быть не могло, но в моменты обострения внешней опасности и подъема в связи с этим антифеодального протеста тенденция к вечевым собраниям проявлялась в Москве и позднее, о чем мы будем говорить ниже. Это указывает на живучесть стремлений горожан к высвобождению из-под княжеской власти, несмотря на крайне неблагоприятные условия для осуществления этого стремления.
Не без участия горожан происходили события в Нижнем Новгороде в 1392 г., связанные с переходом Нижегородского княжества под власть Москвы. По звону колоколов «снидеся весь град», и старейший боярин Василий Румянец объявил о переходе бояр на службу московскому князю. Очевидно, что созыв городского населения был нужен боярам для поддержки своих действий. Перед нами, видимо, нечто вроде вечевого собрания. В 1399 г. после трехдневной битвы нижегородцы «взяша мир» и впустили в город князя Семена Суздальского, осаждавшего Нижний Новгород вместе с татарами. При этом татары поклялись, что не тронут города. Когда они нарушили это обещание, князю Семену пришлось держать ответ перед горожанами. Летопись не говорит, в какой форме это происходило.
Активность горожан проявилась в далеком Устюге. В 1393 г. новгородский воевода Яков Прокофьев, гонясь за изменившим Новгороду неким Анфалом, подступил к Устюгу и «рече князю и гражаном: «… стоите ли за беглеца Новгородского за Анфала?». И князь с устьюжаны рече: «…мы за него не стоим и не пособляем по нем, по великого князя целованью».. Однако затем «устьюжане с своими князи свое слово забыв, придоша ратью в дву тысящь че человек на Якова». Это сообщение 4-й Новгородской летописи ясно говорит о том, что «гражане» Устюга принимали непосредственное участие вместе с князем в выработке ответа новгородскому воеводе и затем в изменении своего решения. Все это напоминает вечевое устройство, которое в далеком Устюге могло сохраняться дольше, чем в центральных русских городах. Власть сильных московских князей непосредственно на Устюг еще не распространялась тогда, в конце XIV в. Устюг имел еще своего князя, Юрия Андреевича, одного из ростовских князей.
В XV в. известия, которые могли бы дать основания длл суждений о проявлениях вечевых традиций в городах, исчезают почти совершенно. Вряд ли это случайно, как не случайно и то, что некоторые данные, указывающие на усиление выступлений горожан, относятся именно к периоду феодальной войны, когда на время ослабела великокняжеская власть. Так, в 1434 г., когда войска великого князя Василия Васильевича подошли к находившемуся под властью Шемяки Угличу, «гражане же не восхотеша града отворити». Лишь при помощи тверских пушек Василию Васильевичу удалось взять город. То, что угличские горожане столь решительно выступили на стороне Шемяки, может быть предположительно объяснено. Л. В. Черепнин установил, что действия Шемяки и его Союзников в феодальной войне были направлены не просто на захват великого княжения, но и на восстановление уже преодоленные элементов феодальной раздробленности, на ослабление государственной централизации. Поскольку Шемяка тем самым высвобождал горожан из-под все усиливавшейся власти московских князей, постольку он мог приобрести сочувствие некоторой части городского населения, тем более на столь раннем этапе феодальной войны, когда по литическая линия противников великого князя далеко еще не выявилась с полной отчетливостью.
Во всяком случае в обстановке феодальной войны значение горожан вновь возросло, и с ним не мог не посчитаться и взявший город Василий Васильевич. Он «ничтоже зла граду тому не сотвори, а омири их».
В том же источнике, «Слове» инока Фомы, мы находшу еще одно интересное указание. В нем упоминаются по отношению к этому времени «тысяшники земские» в Кашине. Обращает на себя внимание то что тысяцкие названь «земскими», что как будто указывает на их отличие от княжеских тысяцких, известных, например, в Москве и в Твери XIV в. Не возник ли вновь в обстановке феодальной войны институт выборных тысяцких в городах, о котором случайно сохранилось лишь это глухое упоминание? Даже если это не выборные тысяцкие, а назначавшиеся, то это очень интересно, потому что указывает на существование тысяцких еще в середине XV в., в то время, как в Москве они исчезли еще в 70-х гг. XIV столетия. Но к концу феодальной войны, в 1453 г., Кашином управлял уже «наместник и боярин» Иван Киндяпрь.
В самой Москве в напряженный момент феодальной войны вновь поднялась активность городского населения. Когда нависла угроза татарского нашествия в 1445 г., «гражане в велице тузе и волнении быша: могущей бо бежати, оставивши град, бежати хотяху, чернь же худые люди совокупишеся начаша преже врата градная делати, а хотящих бежати из града начаша имяти и бити и ковати, и тако уставися волнение, но вси обще начаша град крепити а себе пристрой домовной готовити». Характерно, что и на этот раз выступление московских горожан произошлс в момент ослабления, а точнее — отсутствия княжеской власти, когда великий князь оказался в плену, а великая княгиня с детьми и боярами спешно выехала в Ростов. Вероятно, что и в этот раз в Москве произошли вечевые собрания горожан.
Таким образом, наблюдения над имеющимся материалом позволяют сделать вывод о том, что города XIV–XV вв. в Северо-Восточной Руси проявляли те же тенденции развития, что и другие города феодальной эпохи, что северо-восточным городам было также свойственно стремление к восстановлению вечевых порядков и освобождению из-под княжеской власти. Поэтому принципиальное противопоставление «вечевых» городов
