перекопируем, хоть прямо сейчас, а саму флэшку сдадим в Генштаб, да и всех делов. Вроде как случайно, еще в Новороссе, нашли. Тем более что как я в СБ слышал, там месяц назад отдел создали, который компьютерами и информацией занимается. Если там специалисты хорошие, то быстро разберутся, что к ним в руки попало.
— Пожалуй, так и сделаем, — согласился капитан, — прямо сегодня, пока к себе не уехали, заедем в Генштаб и передадим носитель в этот самый отдел. Доставай опять свой ноут и информацию копируй, а я пока с бабулей расплачусь и с внуком переговорю, чтоб помалкивал о том, что мы у него были. Ничего противозаконного мы не делаем, но лишний раз светиться, никакого интереса нет.
— Это правильно, — пробурчал я и принялся за дело.
Еще через два часа, мы снова были в центре города, всего в одном квартале от Серого Дома и Президентского Дворца. Перед нами возвышался еще один новострой последнего десятилетия, шестиэтажное монументальное здание Генштаба. Капитан направился внутрь, а я прогуливался возле машины, и тут, едва не сбив с ног, на меня налетела молодая, и чрезвычайно красивая женщина. На вид, чуть старше двадцати лет, шатенка, черты лица мягкие и округлые, одета в свободный сарафан светло-голубой расцветки, что по летнему времени очень кстати, на ногах дорогие кожаные сандалики, а на плече стильная сумочка. Вот и все, что я успел выхватить из ее облика, в самый первый момент.
— Ой, извините, — сказала она мягким бархатистым голоском, который показался мне очень знакомым.
— Ничего страшного, случается, — мой ответ был учтив, короток и нейтрален.
— Марина Алексеева, — представилась она.
— Александр Мечников.
Женщина поморщилась и спросила:
— Вы не узнали меня?
— Нет, — пожал я плечами, — вроде бы, впервые вас вижу. И честное слово, если бы я был с вами знаком, то в любом случае, не смог бы вас забыть.
Она засмеялась и представилась еще раз:
— Я Марина Алексеева, специальный корреспондент радио «Голос Столицы». Неужели вы не слушаете наши радиопередачи? Обычно, если не меня, то мой голос узнают сразу же.
«Конечно же, вот откуда мне ее приятный голосок знаком», — подумалось мне и, сделав виноватое лицо, я ответил:
— Извините, Марина, разумеется, голос ваш узнал, конечно же, но никак не мог предположить, что самая популярная журналистка Конфедерации может вот так, без охраны, гулять по улицам столицы. Слушаю только ваше радио, большой ваш поклонник, но человек я дикий и в столице бываю нечасто.
— Понимаю, — она кивнула на нашивку, красующуюся на левом рукаве моего камка, — спецназ.
— Ну, почему сразу спецназ? — постарался я принять самый простецкий вид. — Нашивка это только обозначение того, что я гвардеец из Четвертой бригады.
— Не-е-ет, — протянула она, — меня не обмануть. В своей профессии я мастер, и сразу вижу, кто и откуда.
— А если честно? — улыбка покинула мое лицо, и на всякий случай я оглянулся, черт его знает, откуда беда нагрянуть может, и то, что Кара назначил награду за мою жизнь, забывать не стоило.
— Если честно, то я была в здании Генштаба, когда ваш командир проходил через КПП, и представлялся дежурному офицеру. Мне подумалось, что было бы неплохо взять интервью у самого настоящего бойца с передовой линии.
— И столкновение на улице, где прохожих раз-два и обчелся, не случайность?
— Конечно, мне ведь надо было как-то разговорить такого сурового сержанта как вы, — она мило улыбнулась, и я понял, в чем ее основной козырь. Невозможно злиться или обижаться на женщину с такой обворожительной и обезоруживающей улыбкой. — Так как насчет интервью?
— Я не против, Марина, вот только без разрешения своего комбата я этого сделать не могу.
— Очень жаль, а я так хотела расспросить вас про ваши подвиги.
— Эх, были бы подвиги, а так, самым обычным стрелком служу, и каждый день под ремень, то караул, то наряд, то работы по обустройству лагеря. Никаких подвигов, а про романтику, и говорить не приходится.
— Странно, а я слышала, что совсем недавно ваш батальон принимал участие в высадке на турецкий берег.
— Не знаю, может быть это кто-то другой, морпехи например или разведка.
— Видимо, действительно, разговора у нас не получится, — она покопалась в своей сумочке и показательно отключила небольшой диктофон, который писал весь наш разговор. — Может быть, без записи что-то расскажешь?
— Нет, Марина, только с разрешения комбата. Вот собирайтесь и к нам в гости приезжайте. Будем вам очень рады, и если получите разрешение командования, все расскажем и ничего не утаим.
— Я подумаю.
Алексеева собралась уходить и уже развернулась ко мне спиной, когда мне в голову пришла одна идея, и я окликнул ее.
— Марина, подождите.
— Да? — она красиво, как профессиональная танцовщица, одним слитным движением повернулась ко мне, ее сарафан от этого всколыхнулся и на миг обнажил красивые длинные ноги.
— Можно просьбу?
— Смотря какую.
— Каждый день с девяти до десяти вечера у вас музыкальная передача по заявкам радиослушателей идет. Нельзя ли заказать голосовое послание и песню?
Она снова улыбнулась:
— Вот видишь, на мою просьбу не реагируешь, а сам просишь. Нехорошо так поступать, тем более с женщиной.
— А я человек подневольный, не все от меня зависит.
— Ладно, давай, но у нас коротко, не более трех предложений, — она вновь достала диктофон и нажала на кнопку «Rec». — Говори.
Я знал, что Марьяна, оставшаяся в Трабзоне, каждый вечер слушает эту музыкальную передачу из Краснодара, и надеялся, что мое послание найдет ее. Нужно было сказать что-то успокаивающее, и желательно, чтоб я сволочью не выглядел. Прокашлялся и произнес:
— Здравствуй Мара, это Саша Мечников. Не смог я с тобой рядом остаться, и как бы мне того не хотелось, но мы не можем быть вместе, и пока, обстоятельства сильней нас. Прости и прощай!
Журналистка выключила запись, и достала блокнотик в шикарном бархатном чехольчике:
— Песню какую заказать хочешь?
— На ваш выбор, но что-нибудь трогательное, про любовь и про расставание.
— Кому адресовано послание?
— Марьяне из города Трабзон, от сержанта гвардии Александра Мечникова.
Услышав про Трабзон, Алексеева напряглась, хотела вновь атаковать меня вопросами,
